дом и направились к входной двери. Конечно же, она была заперта. Мы точно убедились в этом, когда подергали ее по очереди.
– Где-то в фундаменте я видела подходящий по размеру лаз, который прямо-таки создан для нас с тобой, – доложила я, горько жалея о каждом произнесенном слове. – По-моему, он был возле дровяного сарайчика.
– Что же мы тут топчемся? Идем! – откликнулась Наташа.
Мы быстро обнаружили лаз. И хотя он был уже, чем мне представлялось, однако достаточно широк, чтобы очень худой человек протиснулся через него. Излишним весом мы с Наташей не страдали и проникли внутрь без особого труда. Правда, нам пришлось снять с себя пальто и теплые свитера, что на таком морозе весьма неприятно.
В подвале была тепло и уютно. Мы обрадовались возможности хорошенько отогреться и приникли к теплым трубам, которые тянулись по стенам. Потом мы занялись осмотром. Честно говоря, смотреть было не на что. Пол был покрыт по всей его площади кусками угля. В углу же его скопилась громадная куча. Судя по всему, мы находились в котельной, из которой шел обогрев всего дома. Мы перешли в соседнее помещение. Здесь было значительно интереснее.
На полках, вдоль стен, лежал различный рабочий инструмент: сверла, дрели, молотки, клещи, болты разных размеров. В каждой коробочке лежали гвозди или шурупы строго определенной длины, а все предметы стояли и лежали каждый на своем месте.
– Просто загляденье. Какой порядок! – восхитилась я.
– Мне никогда не удастся создать даже его подобие у себя в доме, – закручинилась Наташа.
Отдав дань восхищения аккуратности хозяина дома, мы вспомнили, зачем мы, собственно, оказались здесь, и, рассудив, что хозяин как-то должен спускаться в свою мастерскую, стали искать лестницу.
– Чудеса какие-то, – сказала Наташа после пяти минут безуспешных поисков. – Вижу люк над головой, но где лестница к нему? Не через лаз же в котельной он сюда проникает. Не настолько худенький.
Я тоже так думала. И мое внимание привлек к себе стеллаж, ближе всех остальных стоявший к люку в потолке. Он, в отличие от своих собратьев, был идеально пуст.
– Почему на его полках ничего не лежит? – сама себе задала я вопрос. – Должно быть, его используют иначе. Но в чем тогда эта польза? – продолжала я мучиться загадкой пустого стеллажа. – Его полки расположены гораздо чаще, чем в других. И что это на нем? Наташа, взгляни сюда, – попросила я ее, показывая на следы кроссовок, четко отпечатавшихся на всех полках этого стеллажа. – Как ты думаешь, кому могло понравиться лазить вверх и вниз по пустым полкам?
– Может, хозяин любит экзотику и держит макаку, шимпанзе, орангутанга или другую какую обезьяну?
– Ну да, и она ходит у него в кроссовках и по утрам бреется опасной бритвой, а в остальное время высматривает непрошеных гостей вроде нас с тобой. Высмотрев, она приканчивает их все той же бритвой, а трупы прячет в котельной под грудой угля, – съязвила я. – Меньше читай Эдгара По.
– Хватит издеваться, – возмутилась Наташа. – Раз ты такая умная, объясни, зачем под каждой полочкой на этом таинственном пустом стеллаже с обеих сторон приделаны тугие пружинки. Смотри, я ставлю ногу – и полка под моей тяжестью опускается примерно градусов на 20 вниз, так что стоять на ней неудобно. Как же этот, в кроссовках, забирался наверх?
Тут меня внезапно осенило. По жару, разлившемуся по всему телу, я определила, что по крайней мере близка к истине. Так всегда со мной бывает, когда я долго ломаю голову над задачей, ответ неожиданно приходит сам собой.
– Наташа, посмотри на люк. Возле него два крепления, как по заказу. Если нам удастся наклонить стеллаж к люку, то крепления примут на себя тяжесть стеллажа и удержат его в наклонном положении.
– А мы сможем подняться по полкам как по ступенькам! – ликующе воскликнула Наташа.
– Вот именно. Помоги наклонить это сооружение.
С большим усилием, потребовавшим напряжения всех частей тела, ибо ноги разъезжались на полу, мы пригнули сооружение и получили импровизированную лестницу. Стеллаж охотно повиновался нам. Самая нижняя его часть уходила в пазы пола, и можно было не опасаться, что в момент нашего восхождения стеллаж неожиданно заскользит по полу под тяжестью двух тел. Крепления наверху тоже выглядели солидно и внешне заслуживали доверия. Потому мы отбросили колебания и вскарабкались наверх. Это удалось легко, хотя перед восхождением мы разулись, чтобы не оставить следов, и теперь держали свою обувь в руках, поэтому цепляться за ступени мы могли одними ногами, но полки под ногами послушно поворачивались и превращались в удобные ступеньки. Я шла первой и где-то на середине у меня возникли вполне закономерные вопросы: в какую комнату ведет люк из мастерской? Что, если я вылезу прямо под ноги крепыша в очках?
Остановившись между полом и потолком, я задала эти вопросы Наташе.
– Во вторую, конечно. В ту, где стены бревенчатые. Именно там я видела люк в полу.
Несколько успокоившись, я добралась до люка, прислушалась и, не услышав никаких голосов, немного приоткрыла его. В образовавшуюся щель видно было мало. К тому же меня смущало, что обзор был ограничен сзади крышкой люка. Я могла видеть только то, что происходит в одной половине комнаты. Меня интересовало прежде всего, есть ли в ней кто-нибудь? А для выяснения этого недостаточно половины комнаты. Приходилось снова идти на риск.
Нам повезло. В комнате никого не было. Вообще никого. От такого постоянного везения мне стало слегка не по себе. Скоро придется за это расплачиваться, как пить дать.Так как светлые полосы в жизни всегда сменяются темными, то и везение приходит на смену неудачам, и наоборот.
Голос из соседней комнаты доносился отчетливо, и стоило немного поразвесить уши, подкрасться потихоньку к двери, и можно было разобрать, о чем идет беседа. Мы так и поступили и стали свидетельницами разговора, который мы слышали с середины, и потому сначала было трудновато разобраться, что к чему.
– Такого идиотизма я даже от тебя, Петя, не ожидал, – сказал голос, принадлежавший крепышу. В этом я убедилась, заглянув в замочную скважину и немедленно испытав мучительные угрызения совести от собственного неблаговидного поведения и страх от того, что мою любопытную физиономию в любой момент могут увидеть.
– Только полный осел мог, забравшись в чужую квартиру, оставить на месте преступления свои документы, – продолжал распекать крепыш. – Теперь они в милиции и тебя ищут. А потому тебе придется лечь на дно, и от тебя не будет никакой пользы. Да вдобавок, если твои родители проговорятся ментам, где ты живешь, возьмут и тебя, и Аську. Осел ты, одним словом, всех подставил.
– В том доме точно нечисто. Я уже говорил вам, что не боюсь обычных людей, какими бы уродами они ни были, но то, что набросилось на меня там, не принадлежало к этому миру, – горестно поведал Петя.
– Сказки для сопливых...
– Нет, не сказки, – раздался женский голос. – Вы не видели, в каком состоянии Петя вернулся, а я видела. Он был белее простыни, его всего трясло. И он все время повторял: «Лохматая горилла, волосатая горилла...»
– Это они про тебя рассказывают, – прошептала я Наташе на ухо. Она оскорбленно на меня покосилась, но промолчала. А на крепыша эти ужасы не произвели впечатления, и он продолжал, негодуя, осыпать Амелина упреками:
– А зачем ты вообще туда поперся? Что ты там забыл? Зачем было вскрывать квартиру этой девчонки? Кто тебе, дураку, велел это делать? Таким придуркам только и проявлять инициативу.
– Но мы же объясняли, что на месте ничего не оказалось, и я подумала, что это она слямзила, – виновато оправдываясь, снова вступила в беседу девушка.
– Она подумала! Тоже мыслительница выискалась на мою голову, – уже спокойнее произнес крепыш, наверное, он устал злиться. – Любая команда – это живой организм, а у нормального организма должна быть только одна голова. Эта голова – я. Мне полагается думать и давать указания, как и что делать в том или ином случае. А вы должны ждать моих команд и не предпринимать самостоятельных действий. Ничего путного из них все равно не выйдет, в чем мы и могли убедиться только что.
В доме стало тихо. Все молча обдумывали речь крепыша.
– Из-за твоего идиотизма весь план по библиотеке придется переработать и сроки пересмотреть.
