квартира имеет вполне достойный вид – а ему не хотелось ударить в грязь лицом перед этой шикарной американкой.
Пока он сервировал столик, Сью ходила из комнаты в комнату и выглядывала в окна. Она была в Москве третий день. Дэн уже успел свозить ее туда, куда обычно возят туристов. Город произвел на Сью вполне цивилизованное впечатление, его жители не были похожи на дикарей, а тем более угрюмых ублюдков, какими их изображала американская пресса.
«Отец недаром любил эту страну, – думала она. – Отец… интересно, где он сейчас? А что, если это он виноват в том, что исчезла Маша?.. Нет, не может быть – в ФБР сказали, что он уехал в Афганистан в качестве внештатного корреспондента какой-то частной телекомпании и словно растворился. – Ей не хотелось, чтобы он погиб, хоть она его почти не помнила. В последнее время ей казалось, что они с Машей так привязались друг к другу именно благодаря тому, что в их жилах текла эта странная славянская – польская – кровь. – Сьюзен, нет, Сюзанна Ковальски. – Она усмехнулась. – Не исключено, что в один прекрасный момент я возьму и изменю фамилию…»
– Мой сын пропал без вести в Афганистане, – сказал Дима, когда они выпили по рюмке темного армянского коньяка. – В списках погибших его нет. Думаю, он попал в плен.
Он произнес это буднично и вроде равнодушно, но Сью почувствовала, что на самом деле он глубоко переживает эту трагедию.
– Мой племянник… – сказала она. – Сестра всегда боялась, что его отправят в Афганистан. Она очень этого боялась.
– Тогда еще был жив мой дед, – рассказывал Дима, – и его друзья готовы были помочь. Иван мог отслужить положенные два года в Подмосковье. Они с другом сами попросились в Афган. Мы узнали об этом, когда уже ничего нельзя было изменить. Да Иван бы и не позволил. – Дима снова наполнил коньяком крохотные хрустальные рюмки. – Выпьем за то, чтобы он уцелел. Ну а если ему суждено было погибнуть, пусть, как говорится, земля ему будет пухом.
– Он тоже один из Ковальских, – вдруг сказала Сью и поставила на стол рюмку. – Те, в чьих жилах течет кровь Ковальских, избранники судьбы. Я в этом убеждена. Самое странное, что я поняла это окончательно, когда переступила порог этой квартиры. Отчего это?
Она вопросительно смотрела на Диму.
– Как здорово, что мы с тобой встретились, Сью. – Он тоже поставил на столик полную рюмку. – Я, правда, не верю во всю эту белиберду про какую-то там особенную кровь и так далее. Но ты побуждаешь меня к размышлению и действию. – Дима встал, вышел в коридор и, чем-то там громыхнув, вернулся с большой картонной коробкой фотографий и высыпал их на ковер.
Сью опустилась на колени и засунула обе руки в зыбкую шелестящую груду. Машу она узнавала везде – даже на тех фотокарточках, где сестра была совсем ребенком. Про Ивана сказала, что он чем-то похож на ее брата-близнеца Эдварда. Фотографию Яна рассматривала долго и с каким-то особым – неутоляемым – интересом. По скупым Машиным рассказам она представляла его именно таким. Глядя на него, она вспомнила кэпа.
Сью вздохнула, поднялась с колен, не отрывая взгляда от фотографии в руке, и машинально выпила коньяк.
– Это ее так называемый брат, – сказал Дима без тени сарказма. – Выходит, и твой тоже. Мне кажется, он слегка с приветом. Ну а в общем неплохой парень. Только, по-моему, побаивается женщин. Он тоже тю- тю.
Сью обратила внимание, что Диму успело развезти, хоть он и пил наравне с ней. «Слабак, – подумала она, но не с презрением, а с жалостью. – Конечно же, Маша не могла любить такого мужчину».
– Где он сейчас? – спросила Сью, не отрывая глаз от фотографии.
– Кто его знает… Исчез, вроде бы снова появился, потом опять исчез. Я же говорю: у него не все дома.
– Быть может, они с Машей нашли наконец друг друга, – задумчиво сказала Сью и вдруг с ужасом поняла, что фраза получилась двусмысленной. – Нет, не на небесах, конечно, а здесь… Убежала к нему, разыграв самоубийство? – размышляла вслух Сью. – Но это на нее не похоже – она бы обязательно кого- нибудь поставила в известность. Правда, она рассказывала, отец инсценировал самоубийство, чтобы уйти из дома. Понимаю, это жестоко, но бывает, что иного выхода нет.
Сью села на диван с фотографией в руке, но теперь она смотрела не на нее, а на Диму. Он был жалок. Он плакал, кулаками размазывая слезы, и то и дело сморкался в скомканный платок кирпичного цвета.
– Я не хочу, чтобы он нашелся, не хочу, – твердил Дима. – Она любит его. Ради него она готова на все. Даже океан переплыть, только бы увидеться с ним. Она… она ненормальная, когда любит.
– Дима, прошу тебя, обратись к своим друзьям в КГБ, – сказала Сью, положив руку ему на плечо. – Покажи им фотографии. Вот эту. – Она протянула Диме то самое фото Яна, которое все время держала в руке. – И вот эту. – Сью подняла с пола фотографию Маши с распущенными по плечам волосами. – Завтра займешься этим, о'кей? Если понадобятся деньги, скажи мне. Я богатая, слышишь? Очень богатая. И ничего не боюсь. Надеюсь, ты тоже не из трусливых. Да, знаешь, мне вдруг пришло в голову, что я, быть может, смогу помочь тебе разыскать через Красный Крест сына. Не думай, что я этим самым тебя покупаю, – я все равно разыщу его, даже если ты откажешься мне помочь. Но ты ведь не откажешься, правда, Дима?
Он позвонил ей через два дня и сказал, что хочет показать Коломенское.
Она подъехала туда на такси, нарядная и яркая, как тропическая бабочка, обратив на себя внимание гуляющих в парке людей. Он схватил ее за руку и потащил к реке.
– Ты с ума сошла! Эти совки от тебя просто обалдели. Могла бы одеться попроще. За нами следят.
– Пускай. Тем, кто следит, плевать на то, что у меня красные шелковые штаны от Версаччи, – они будут делать свое дело, даже если я обую резиновые сапоги и надену… как это называется? – ват-ник, да? Но мы тоже будем делать свое дело. Тем более что у вас теперь гласность.
– Его сцапали и послали в Афган с какой-то секретной миссией.
– Когда это случилось? – деловито осведомилась Сью.
– Два с половиной года тому назад. Сперва он прошел интенсивный курс английского, американский
