Как только Мариша произнесла эту фразу, у меня от ужаса в голове помутилось. Потому что я кое-что вспомнила. А именно: аквариум стоял как раз напротив окна. И вообще-то оно у Михаила было занавешено плотными шторами. А я дура, когда гуляла по вверенной моему попечению квартире, эти шторы раздвинула. И теперь на аквариум уже, наверное, битых полчаса светит яркое солнышко. А вдруг оно прогрело воду до нужной температуры, и сейчас мы вернемся и найдем в аквариуме десяток дохлых, наполовину поменявших пол фуоней?
— Поехали домой! — закричала я. — Случилось страшное!
— Что случилось? — недоуменно спросила Мариша. — Что за спешка?
Но я, не отвечая, жала на газ. Поняв, что внятного ответа она от меня не дождется, Мариша снова уткнулась в свою книгу. Ни слова не говоря, я вырвала у нее из рук мерзкую книжонку и закинула ее далеко на заднее сиденье.
— Эй, ты чего? — удивилась Мариша.
— Не хочу ничего больше знать про этих мерзких рыб! — рявкнула я. — Потому что, если выяснится, что они живут только в дистиллированной воде или требуют присутствия возле себя какого-нибудь редкого вида аквариумного растения, я окончательно рехнусь.
— Вообще-то я как раз дошла до того места, где сказано, что воду в аквариуме нужно менять не реже одного раза в неделю, — необычайно робко для нее сказала Мариша.
— И что еще? — не удержалась я. — Говори уж, я же вижу, что ты что-то хочешь добавить.
— И что перед этим водопроводная вода должна отстаиваться не меньше двух недель, хотя другие породы рыбок согласны поселиться в воде, которая постояла всего несколько дней, — сказала Мариша и добавила: — Я имею в виду… их британская водопроводная вода.
Тут мне стало по-настоящему плохо. Голова у меня к этому времени была основательно забита странностями фуоней. И я серьезно принялась думать над проблемой добычи подходящей воды для наших рыб. Но, сколько я ни ломала голову, я никак не могла взять в толк, где раздобыть сподвижника, который бы раз в неделю мотался в Лондон за их водопроводной водой. И как объяснить таможенникам, зачем нам нужна эта самая вода.
— Боюсь, что с этим на таможне возникнут проблемы, — бормотала я себе под нос.
— Что ты там бормочешь? — спросила у меня Мариша.
Я не ответила, потому что к этому времени мы уже доехали до дома. И я бросилась наверх. В дверях сороковой квартиры торчала какая-то бумажка, но мне было не до нее. Открыв дверь, я метнулась к аквариуму и издала вздох облегчения. Рыбки были живы и, насколько я понимала, менять пол и ориентацию в ближайшее время не собирались. Плавали себе по воде и лениво шевелили плавниками. Я поспешно задернула тяжелые темные шторы на окне и присела на пол, чтобы отдышаться.
— Ну как? — послышался у меня за спиной голос Мариши.
— Пока все в порядке, — сказала я. — По крайней мере, с рыбками. Они живы.
Потом я вспомнила про корм и начала сыпать по щепотке в специальную плавающую на поверхности кормушку. Рыбки оживились и поспешили к столовой. После ряда проб выяснилось, что они охотней всего уминают сухих беленьких червячков, но не брезгуют и любой другой пищей, которую мы им сыпали. Не знаю, как это могло сказаться на их здоровье, но жрали они в три горла.
Кроме того, тут же появилась радостная новость. Кроме самок, в аквариуме плавало еще и три самца. Просто раньше мы их не заметили из-за обилия зеленых растений в аквариуме и ракушечного замка. Мариша тут же сказала, что самцы фуоней любят одиночество и не склонны к общению с самками, кроме того периода, когда тем наступает время метать икру.
И вдобавок самцы фуоней выглядели гораздо менее нарядными, чем самки. Они были почти прозрачными, с зеленоватым узором. И поэтому были плохо различимы среди водорослей в мутноватой воде. Накормив рыбок, я наконец вспомнила, что с утра выпила всего четыре чашки кофе, и то без закуски. И немедленно ощутила зверский голод.
— Что-то я проголодалась, — одновременно со мной (ну кто после этого осмелится заявить, что телепатии не существует?) сказала Мариша. — У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?
И мы отправились ко мне перекусывать. В холодильнике у меня стоял бульон. Курицу из него я съела еще вчера, но бульон остался. Сдобренный солидной порцией красного и черного перца, он вполне сгодился в пищу. К бульону мы поджарили несколько тостов, потому что обе сидели на диете. И слопали по две сладкие булочки с изюмом, маком и орехами, потому что нужно было как-то вознаградить свои истощенные диетой организмы.
— Кстати, — жуя булочку, сказала Мариша, — в дверях твоего соседа я нашла какую-то записку.
Я отхлебнула малинового морса и с интересом уставилась на белую бумажку, которую положила на стол Мариша. Что делать с этой запиской, я плохо себе представляла.
— Наверное, нужно передать ее этому твоему соседу, — сказала Мариша. — В какой больнице он лежит?
— Не знаю, — призналась я. — У нас с ним не хватило времени, чтобы это обсудить. И потом, он не просил меня навещать его в больнице. Он просил только покормить его рыбок.
И мы обе молча уставились на записку. Это была бумажка, свернутая четыре раза.
— А вдруг в ней что-то важное? — медленно проронила Мариша.
— Чужие письма читать плохо, — наставительно заметила я.
— Письма, да, — охотно согласилась Мариша. — Письма всегда кладут в конверт и заклеивают. Специально для того, чтобы посторонние не читали. А записки тем и отличаются от писем, что их может прочитать каждый. Они как бы являются всеобщим достоянием, адресованным какому-то конкретному лицу.
Маришины доводы кого угодно либо сведут с ума, либо убедят. Я выбрала последнее и взяла записку в руки. А взяв, не могла не прочитать. Вдруг там действительно хранилась какая-то важная информация. Тогда можно будет попытаться разыскать больницу Михаила по справочному. Записка была короткой и гласила следующее:
«Михаил, мне нужно срочно тебя видеть. Я звонила тебе все утро, но ты не подходил к телефону. Ко мне приходила какая-то женщина, которая назвалась твоей женой! Наш разговор с ней в первую очередь касался тебя. Я ничего не понимаю, но хочу наконец окончательно прояснить наши с тобой отношения. И ты должен сегодня прийти ко мне домой ровно в четыре часа. Десятью минутами позже, возможно, ты меня уже не застанешь в живых. Твоя Алена».
Мы с Маришей прочли записку несколько раз и посмотрели на часы. Они показывали половину второго. За оставшееся время мы ни за что не успели бы разыскать и доставить Михаила к неведомой нам Алене. А девушка, судя по всему, была настроена решительно.
— Слушай, это ведь ужасно! — сказала Мариша. — Какая драма! Она ждет его сегодня к четырем, а он даже не знает, что должен прийти. Представляешь, эта девица так и не дождется его, потому что Михаил в больнице, и сотворит непоправимое. Наверное, жена Михаила ее здорово расстроила.
Я поежилась.
— А этот Михаил небось и поехал бы к своей Аленке, но ведь он даже не знает, что она его ждет! — продолжала распространяться Мариша.
У меня по спине пробежала холодная дрожь, как бывало всякий раз, когда Мариша норовила втянуть меня в свою очередную авантюру.
— Мы должны поехать! Поехать к Аленке и объяснить этой женщине, что Михаил не может к ней прийти не по нежеланию, а просто потому, что не может.
Хоп! Что я говорила! Так и есть, Мариша снова пытается влезть не в свое дело!
— Мы даже не знаем ее адреса, — сказала я.
Но это Маришу не смутило.
— Когда мы кормили рыбок, я случайно обратила внимание на записную книжку, которая лежала возле телефона, — сказала она. — Уверена, там будет телефон этой Аленки. Если не хочешь к ней ехать, то нужно хотя бы предупредить ее по телефону о том, что Михаил попал в больницу и что накладывать на себя руки ей пока рановато.
К этому времени я дожевала последнюю булочку. Тоскливо осмотрев стол, я поняла, что есть больше нечего, а значит, снова нужно тащиться в сороковую квартиру и вызванивать неведомую психопатку
