скатились.
Или взять миф о Невидимых наблюдателях. Если и вправду кто-то следит за людьми, почему не вмешались до сих пор? Почему позволяют погрязнуть в крови и невежестве? Чего ждут?
— Ну и как там — в Изумрудном городе? — спросил какой-то мужик.
«Интересно, как она выкрутится?» — лениво подумал Игорь. Но Марина уверенно ответила:
— Да ведь я многого не помню, маленькой оттуда ушла. Но там хорошо — чисто, тепло, светло, еды хватает и люди не злые, ученые все, вежливо между собой говорят. За оружие, чуть что, не хватаются, как здесь.
«Сказка, — подумал Игорь. — Люди просто придумывают себе сказки, чтоб было, чем утешаться. На самом деле нет никакого Изумрудного города. Но людям хочется верить, что возможна иная жизнь, не такая тупая, бессмысленная и жестокая. Не такая, как здесь, где всем друг на друга наплевать, где никому нет дела до другого. Как говорится, там хорошо, где нас нет. И стоит ли осуждать эту несчастную фантазерку за то, что она старается хотя бы в воображении действительность приукрасить? Она, похоже, и сама в свои выдумки верит».
Марина с удовольствием прихлебывала кипяток, в котором плавала непонятная труха, щеки ее, обычно бледные, раскраснелись. «Неплохо, конечно, что ее угощают, — подумал Игорь, — но все же пустая болтовня вряд ли до добра доведет. Вон сидит какой-то непонятный человечек — прислушивается, прямо ухо оттопырил от усердия. Вот найдутся какие-нибудь идиоты, которые поверят. Схватят ее да начнут пытать — а ну, рассказывай, где твой город Изумрудный находится? Выкладывай явки и пароли. Надо бы ей внушение сделать, да ведь без толку… Сумасшедший дом! Свихнуться можно с такими товарищами. Что я вообще с ними делаю — с женщиной, которая все время врет, с девчонкой, которая меня ненавидит, и со стариком, от которого одни проблемы?»
Конечно, стоило попробовать пройти на Кольцевую, но как это сделать без документов? В его историю здесь вряд ли поверят, да и неразумно было бы рассказывать на Ганзе, что он — проваливший задание разведчик с Красной линии. А если просто поведать что-нибудь жалостное о том, что случайно попал к фашистам, пытали, чудом спасся? Так они такого уже наслушались, тут каждый второй что-нибудь в этом роде рассказывает.
Игорь вдруг с удивлением обнаружил, что за последние два дня он впервые вспомнил про Красную линию и товарища Москвина. И почти перестал думать о Лене. Все, что раньше болело и кровоточило, стало вдруг каким-то несущественным, отодвинулось на второй план. Громов вспомнил свои терзания по поводу того, что не знает, как жить дальше. В сущности, он и теперь этого не знал, однако жил же как-то, решал проблемы по мере поступления и даже начал находить в этой жизни удовольствие.
— А чего ж вы ворота не открываете? — спрашивала, меж тем, Марина. — Мы стучали-стучали, а вы нас не пустили. Мы чудом живы остались.
— Так ведь кто его знает, девка, что там с поверхности может появиться? — пробормотал неопределенного возраста мужик в ватнике. — Может, из комплекса Олимпийского букинисты придут, или черные маклеры с Банного переулка притащатся. А несколько лет назад и вовсе жуткий случай был. Сталкеры девку одну подобрали на поверхности, а она вампиром оказалась.
— Как это? — оживившись, жадно спросила Марина. Все вокруг тоже затаили дыхание.
— А так. Тут ведь поблизости, на улице Щепкина, больница была — институт исследовательский какой-то. МОНИКИ называлась.
— Красиво как, — сказала Марина. — На женское имя похоже.
— Да нет. Это вроде означало московский областной научный институт — а дальше не помню. В общем, больница. И вот отправились сталкеры в те края — а к ним оттуда, из больничного корпуса, девица выползла. Они удивились, пожалели ее и сюда, на станцию, принесли. А она, вишь, — вампир! Пока спохватились, кучу народа перекусала, падлюка.
— Да врешь ты все! Просто у ней болезнь какая-то была, которая через кровь передается. Она потому и в живых осталась, что из-за этой болезни радиация на нее меньше действовала. Там ведь много народу лечилось, исследования всякие проводились, а когда Катастрофа приключилась, погибли не все. Некоторые, наоборот, из-за химии этой, ну, лечения, к радиации невосприимчивыми оказались. И никого она не кусала, а заразилось от нее всего пару человек, и то случайно. Один — парень, который с ней тут жил, да еще — тетка, которая за ней ухаживать помогала…
— И что с ними случилось? — спросила Марина. Женя, сидя возле нее, сосредоточенно похрустывала купленными у торговцев сушеными грибами, насыпанными в свернутый из замусоленной бумаги кулек. «Никак не может наесться досыта, бедняга», — подумал Игорь.
— Наростами все пошли. По всему телу такие странные блямбы образовались, бугры. А потом вроде тетка умерла, а парня и девчонку со станции выгнали — испугались, что и остальные заразятся. А может, они и сами сбежали, потому что некоторые предлагали их убить, а трупы сжечь, чтоб зараза дальше не пошла. Но, думаю, их по-любому уже давно в живых нет. Или прикончил кто, или зараза их доконала. У девчонки той под конец и лицо уже было непонятно на что похоже — словно у ней по всему лицу пальцы выросли. А была симпатичная, когда только нашли ее…
— А что за черные маклеры с Банного? — не отставала любопытная Марина.
Мужик объяснил, что это странные черные тени, которые видят иногда сталкеры в районе Банного переулка. Там раньше было, кажется, бюро обмена квартир, потому их так и называют. Впрочем, никто не знает, имеют тени отношение к бюро или нет. Но знающие люди уже заметили — у тех, кто с ними встречался, и вправду происходило улучшение жилищных условий. Тем не менее здешние почему-то очень их боятся, еще больше, чем букинистов.
— Вон Колька увидел их — и через неделю им с женой угол выделили, — доверительно сообщил мужик.
— Ты про Семена вспомни, — мрачно буркнул другой.
— А что Семен? Ну, погиб потом по случайности вскоре, закопали его. И опять же сбылась примета. То у него вовсе жилья не было, а теперь хоть три аршина, да свои…
Неподалеку у костра сидело несколько человек в черных кожаных куртках, среди них — красивая темноволосая девушка. Оттуда донесся взрыв смеха, потом Игорь уловил фамилию, показавшуюся ему знакомой.
— Нет, Томский сейчас не на Гуляй-Поле, — говорил один.
«Томский — что-то знакомое, — подумал Игорь. — Ах, да, это фамилия того анархиста, который Лену увез».
Он перебрался поближе к говорившим. Те сначала настороженно покосились на него, но потом продолжали разговор.
— Вот вы сейчас про Томского говорили — а про жену его ничего не знаете? — спросил Игорь.
— А зачем тебе? — подозрительно спросил коренастый крепыш.
— Валет, ну что ты сразу, как волк, на человека бросаешься, — упрекнула его темноволосая девушка. — Может, это знакомый ее.
— Знаем мы таких знакомых, — пробурчал крепыш, однако уже спокойнее.
— Елену Томскую я не видела, — сказала темноволосая девушка, — но слышала о ней много.
— Как она сейчас, где? — спросил Игорь.
— Не знаю точно, — девушка нахмурилась. — Еще недавно, говорят, в Полисе была. Ходили слухи, что они с мужем прибавления в семействе ждут.
Странно, но Игорь вовсе не ощутил боли при этом известии.
— Ты знал ее? — спросила девушка. Игорь кивнул. — Я понимаю, — грустно продолжала она, — как хочется что-то узнать о близких. Сама от подруги вестей не имею давно. Ты, может быть, слышал про Нюту, которая помогла спасти Улицу 1905 года?
— Слышал, конечно, — закивал Игорь. — Он чуть не добавил «как раз перед тем, как меня забросили к фашистам, у нас много говорили об этом», но вовремя спохватился. Не следует посторонним людям знать, кто он и откуда, хотя эта девушка кажется такой приветливой и милой. Он обратил внимание, что она тоже не задает лишних вопросов. По принципу «меньше знаешь — крепче спишь и дольше проживешь».
— Так это и есть моя подруга, — с гордостью сказала девушка. — Но это было последнее, что я узнала о ней. Теперь не знаю, как она — жива ли, здорова? Нет, нет, жива, конечно, — перебила сама себя
