Пресвитер Макарий был приведен воинами; среди них был и воевода, хотевший вместе с епископом производить суд, а также и некоторые из других светских властей; явились и клеветники, и суд начался. Потом позван был и Афанасий. Сначала его ложно обвиняли по поводу льняных церковных облачений и завес, а также – в любостяжании; но тотчас же ложь этой клеветы была изобличена, и всем стала ясной злоба клеветников.
Между тем злобная ненависть противников Афанасия не укрощалась; они все еще не насытились ложными клеветами на Афанасия, но прилагали к одной козни – другую, к одной лжи – еще новую. Нечестивые еретики подкупили одну бесстыдную женщину взвести клевету на Афанасия в том, будто он, пребывая у нее, против ее воли совершил с нею беззаконие.
Когда начался суд, судьи сели на своих местах и клеветники предстали, была введена и эта женщина. С плачем жаловалась она на Афанасия, которого никогда не видала и даже не знала, каков он по виду.
– Я ради Бога приняла его в дом свой, – говорила она об Афанасии, – как мужа почтенного и святого, желая себе и дому моему благословения. И вот, напротив, я пострадала от него. С наступлением полночи, когда я спала на постели, он пришел ко мне и насильственно надругался надо мной, так как никто не освободил меня от рук его, ибо все в доме уснули глубоким сном.
В то время, как бесстыдная женщина так злословила и со слезами клеветала, друг Афанасия пресвитер Тимофей, стоя с ним за дверями и слыша упомянутую клевету, возмутился духом и, неожиданно вошедши внутрь судилища, с поспешностью стал пред глазами той клеветницы, как будто он был сам Афанасий; он смело обратился к ней с следующими словами:
– Я ли совершил над тобой, женщина, ночью насилие, как ты говоришь? Я ли?
Женщина же та, с еще большим бесстыдством, возопила к судьям:
– Сей человек – мой растлитель и злоумышленник против моей чистоты; он, а не иной кто пребывал у меня, за благодеяние мое воздал мне надругательством.
Услышав это, судьи рассмеялись, противники же Афанасия весьма устыдились, ибо явно открылась ложь их. Все удивились такой наглой клевете и признали Афанасия совершенно невинным в взводимом на него грехе. Но противники Афанасия стали обвинять святого мужа в чародействе и убийстве Арсения, внесли пред взоры всех какую-то страшную на вид мертвую руку и, с бесстыдством махая ею на святого, восклицали:
– Сия рука безмолвно вопиет на тебя, Афанасий, сия рука тебя обличает; она тебя уловляет и крепко удерживает, чтобы ты не избежал осуждения; ее свидетельства ты не будешь в состоянии избежать ни речами, ни хитростью, ни какой-либо коз-нию. Все знают Арсения, которому несправедливо и без всякого милосердия отсек ты эту руку. Итак, скажи нам наконец, для чего это тебе потребовалось и с какой целью ты отсек ее?
Афанасий же терпеливо выслушивал их, подражая Христу Господу своему, некогда осужденному иудеями и при этом не пререкавшему и не вопиявшему; он сначала молчал, потом, отвечая на обвинение, с кротостью сказал:
– Есть ли среди вас кто-либо, который бы хорошо знал Арсения? Нет ли кого-либо также, кто бы точно признал, действительно ли это его рука?
Когда многие поднялись с своих седалищ, утверждая, что они хорошо знают самого Арсения и его руку, Афанасий тотчас раскрыл занавес, за которым стоял Арсений, и повелел ему стать посреди собрания. И вот Арсений стал посреди судилища живым и здоровым, имея целыми обе руки. Блаженный же, с гневом взирая на клеветников, сказал:
– Не это ли Арсений? Не это ли тот, у которого, как вы говорите, отсечена рука? Не тот ли это, кого знают все александрийцы?
И, повелев Арсению, чтобы он протянул вверх сначала правую, потом левую руку, громко воскликнул, как бы призывая находящихся далеко от истины:
– Вот, мужи, и Арсений! Вот и руки его, которые совсем не были отсечены! Покажите же и вы своего Арсения, если такого имеете, и поведайте, кому принадлежит отсеченная рука, которая осуждает вас самих, как сделавших это преступление.
Когда суд производился таким образом, от царя пришло на собор послание, сильно обличающее клеветников, Афанасия же повелевающее освободить от несправедливого обвинения и милостиво призывающее его к царю. Это произошло таким образом. Два пресвитера Александрийской церкви, Апис и Макарий (не тот, который связанным был приведен на суд, но другой того же имени), пришедши в Никомидию, рассказывали царю все об Афанасии: о том, как враги возвели на святого мужа ложные обвинения и составили несправедливое совещание. Царь же, уразумев истину и клеветы, происшедшие по зависти, написал к епископам на суд в Тир такого рода послание, что когда оно прочтено было на суде, приверженцев Евсевия охватил страх, и они не знали, что делать; однако, побуждаемые великой завистью, не перестали неистовствовать, не ограничились тем, что один раз уже были побеждены и посрамлены, и, обратившись к другим лжеобвинениям, клеветали на приведенного на суд Макария. Лжеобвинителем явился Исхир, а лжесвидетелями приверженцы Евсевия, которых Афанасий прежде отверг как лживых и недостойных веры. Афанасий желал, чтобы было достоверно исследовано об Исхире, действительно ли он истинный священник, и только тогда обещал отвечать по поводу взводимых на него обвинений. Судьи не согласились на это и продолжали производить суд над Макарием. После того как оговорщики истощили все свои клеветы, слушание дела было отложено, потому что требовалось произвести расследование на том самом месте, где будто бы Макарием был низвергнут алтарь, т. е. в Мареотах. Видя, что для этого посылаются в Мареоты те самые оговорщики, которые с самого начала были отвергнуты им как лжецы, Афанасий, не вынося совершаемой несправедливости, не умолкая восклицал:
– Угасла правда, попрана истина, погибло правосудие, исчезло у судей законное расследование и осторожное рассмотрение дел! Разве законно, чтобы желающий оправдаться содержался в узах, а суд всего дела был бы поручен клеветникам и врагам, и чтобы сами оговорщики судили того, на кого клевещут?
Так святой Афанасий Великий вслух всех взывал об этом и засвидетельствовал всему собору. Видя же, что он не будет иметь никакого успеха, вследствие возрастающего количества врагов и завистников, тайно отправился к царю. И тотчас собор тот, или, лучше сказать, лукавое сонмище, осудил отсутствовавшего Афанасия. По окончании же в Мареотах несправедливого расследования по вышеупомянутому делу, произведенного согласно воле и желанию врагов святого Афанасия, судьи, сами достойные низвержения, определили, что Афанасий должен быть окончательно низвергнут. Потом отправились в Иерусалим, где приняли в церковное общение богоборного Ария те самые люди, которые только на словах держались благочестия и на бывшем Никейском соборе притворно подписали догмат об единодушии Сына Божия с Богом Отцом. Но те, которые и сердцем, и устами содержали православную веру, внимательно обдумав слова и речи Ария и осторожно рассмотрев их, распознали обольщение, которое таилось под прикрытием многих слов и речей, и, уловив его как бы лисицу, обличили его как врага истины. В это время пришло от царя другое послание (Афанасий тогда еще не успел дойти к царю), повелевающее Афанасию и всем оговорщикам и судьям его немедленно явиться к нему. Это произвело великий страх среди членов собора, ибо враги Афанасия, произведшие незаконный суд, боялись, как бы не была изобличена их неправда; поэтому многие их них разошлись по своим странам. Евсевий же и Феогний, епископ Никейский, и некоторые другие, ухитрившись придумать некоторые правдоподобные предлоги, для того чтобы задержаться в Тире, оставались здесь довольно продолжительное время, а царю отвечали письмами. Между тем Афанасий, явившись к царю в Никомидию, оправдался от взводимого на него обвинения в любостяжательстве. И в то время как приверженцы Евсевия медлили и не спешили явиться к царю, последний отправил Афанасия на Александрийскую кафедру с своим посланием, в котором были засвидетельствованы неосновательность и несправедливость всех клевет на святителя.
Когда, таким образом, святой Афанасий управлял своей кафедрой, а Арий находился в Александрии, ариане производили большое смущение и молву в народе. Блаженный Афанасий, будучи не в состоянии видеть, что Арий возмущает и колеблет не только одну Александрию, но и весь Египет, письменно сообщил обо всем этом царю, увещевая его наказать богоборца и возмутителя народного. В ответ на это от царя немедленно пришло в Александрию повеление представить Ария связанным на суд царский. Во время пути к царю из Александрии Арий, достигнув Кесарии, увидался с единомышленниками своими: Евсевием, епископом Никомидийским, Феогнием Никейским и Марием, епископом Халкидонским; посоветовавшись вместе, они составили на Афанасия новые клеветы, ни Бога не боясь, ни щадя невинного мужа, но имея
