выплескивается на бумагу. Ворох скомканных внутренностей безответной любви вываливается на страницы его писем. Однако надо отдать ему должное, Чарли П не стал прятаться от своего горя и не пытался заглушить боль, напротив, он отдался ей целиком и полностью весь, без остатка. Он погрузился в нее, словно в океан, которого нет ни на одной карте мира. Лавируя среди бушующих волн этого неведомого водного пространства, он помчался в самый эпицентр бури. И уцелел. Он превратил воду в вино, свою личную трагедию – в успех, свои пропитанные кровью письма-исповеди – в душераздирающий роман.
Сегодня Чарли П работает над четвертой книгой своего эпистолярного романа. Его произведения больше не страдают холодной созерцательностью и узостью содержания, их отличает мощь и глубина, точность наблюдений и подлинное знание жизни. Чарли П больше не приходится опасаться, что у него иссякнет фантазия или закончатся сюжеты. А если такое вдруг случится, все, что ему надо сделать, – снять трубку, позвонить своей подруге и пригласить ее на свидание. И к концу вечера он насобирает столько обид и оскорблений, столько плевков и пощечин, что хватит не на одну, а на целый десяток новых книг.
Как знать, если Чарли П будет продолжать в том же духе, проявляя свое тонкое языковое чутье, свое непревзойденное писательское мастерство, свое выстраданное понимание искусства и его взаимосвязи с жизнью, то, возможно, когда-нибудь он достигнет своей заветной цели – не просто превратить мертворожденное произведение в мировой бестселлер, но и в буквальном смысле добиться бессмертия.
Любовь – это война
Любовь – это война, и Чарли П ежесекундно подвергается атакам со всех сторон и по всем фронтам. Каждое свидание с юной арфисткой разжигает его страсть, каждая встреча с ней до основания разрушает его великую любовь.
Это изматывающая война до полного истощения; в любой момент его внимание может ослабеть, а устремленный в одну точку взгляд утратит ясность, – короче говоря, он может увлечься кем-нибудь другим. По улице может пройти Симпатичная Женщина, или порыв ветра задерет юбку Таинственной Незнакомке. Каждый его необдуманный шаг чреват опасностью, каждый неосторожно брошенный взгляд может обернуться искушением, мир вокруг кишит непристойно-соблазнительными звуками. Неудачный поворот головы – и уткнешься носом в пышную грудь; неловко поведешь шеей – и глаза ослепнут от улыбки. Враг повсюду: он приходит в разных обличьях, принимает разные формы и размеры и окрашивается в разные цвета. Трогательные, вызывающие ностальгию сувениры, спрятанные в потайных ящиках его стола, воспоминания прошлого, надежно запертые в глубине его сердца; они скрываются внутри каждого здания и стоят в каждом дверном проеме, они притаились за каждым кустом, они копят силы и пристально следят за ним, подыскивая выгодную позицию, чтобы в любое мгновение нанести удар. Они строят ему глазки в надежде привлечь его внимание и увести в сторону. Летящее платье, по-летнему яркое и прозрачное; фейерверк в парке; влюбленные, сидящие в обнимку на гребне холма; случайные прикосновения человеческих тел, шагающих в общей толпе; оглушительный шум и суета дня, грозная тишина и темная ярость ночи – все вокруг против него; его обнаженные нервы и до предела обостренные чувства подвергаются непрерывным атакам.
Но он не дремлет, он все время настороже; он словно олень, выхваченный из темноты фарами автомобиля, – тот же невидящий взгляд и неподвижно напряженные мышцы тела; он словно статуя – та же окаменелость и несгибаемость членов; он отлит из гипса, высечен из мрамора, вырезан из гранита; Чарли П не позволит никому и ничему – ни преднамеренному соблазну, ни случайному развлечению, ни примитивной распутнице, ни деве святой и невинной – разрушить его великую любовь.
Но что произойдет, если он на миг расслабится, потеряет бдительность и опустит свой меч; что случится, если он упустит из виду молодую арфистку и она повернет за угол или перебежит дорогу на красный свет, оставив его на другой стороне улицы? Или на ее лицо набежит тень, а черты сложатся в иную гримасу, она перестанет быть ланью, замершей в свете фар проезжающего автомобиля, и станет похожа на солнце, закутавшееся в пробегающее облако. Что, если она исчезнет из его жизни; нет, не из той ее части, которой присуще бессмертие, но из земного отрезка его эфемерного существования; не из застывшего, как заледеневшая капля, мгновения, но из вечно текущей, изменчивой и капризной судьбы? Что будет, когда весь мир целиком появится в поле его зрения? Когда Чарли П сможет наконец отличить иллюзию от реальности, а зерна от плевел? А что, если любовь всей его жизни окажется совсем не такой, какой она ему видится? А что, если Чарли П хотя бы на одну секунду откроет глаза и обретет способность видеть?
Две очень разные женщины
Хотите верьте, хотите нет, но много лет назад у Чарли П было две женщины. Они были очень разные, но одинаково желанные, и обе относились к нему с большой теплотой. С одной ему было весело, он улыбался, чувствуя себя счастливым просто оттого, что она держала его за руку; при виде другой он просто не мог держать себя в руках. Чарли П постоянно задавал себе один и тот же вопрос: какая из этих двух женщин любит его, если хотя бы одна из них любит его по-настоящему? И если одна или другая, первая или вторая, действительно любит его, то чьей любви он может доверять? И как долго она продлится?
Не сказать, чтобы Чарли П считал себя образцом добродетели. Отнюдь. Он первый готов признать, что при виде симпатичных ножек у него кружится голова, а сладкий аромат духов может свести его с ума. Без сомнения, в дни своей молодости Чарли П не раз поддавался искушениям плоти. Но конечно же, зная за собой такую слабость, он знает и кое-что другое. Он не только сомневается в женщинах, но и не доверяет даже самому себе. Чарли П долго ломал голову, всесторонне обдумывая и внимательно изучая данную проблему, и в конце концов пришел к заключению: он поведет свою войну на два фронта. Первое – сражение с внешним миром, затем – битва с самим собой.
После бессонной ночи Чарли П решил приступить к исполнению своего стратегического плана. Он законопатил вентиляционные отдушины и все прочие отверстия в ванной комнате. После чего надежно изолировал свою квартиру от внешнего мира трехдюймовыми стеклопакетами. Затем перешел к серьезному строительству: возвел неприступные башни с бойницами и остроконечными шпилями, прокопал глубокий ров и перекинул через него подъемный мост, обнес свое сооружение высоким крепостным валом и толстыми стенами. Он даже разбил минные поля, установил заборы из колючей проволоки и вышки с пулеметами и забетонировал площадку для пуска ракет с ядерными боеголовками; со всем искусством, на какое только был способен (просто ради собственного спокойствия и уверенности, что у него есть место, где он может спрятаться), Чарли П проделал дыру в стене. Превратив свой дом если не в замок, то в крепость, он стал работать над собой. Во-первых, открыть настежь все окна и основательно проветрить комнаты, чтобы избавиться от свежего воздуха, после чего плотно закрыть рамы и наглухо запечатать, чтобы ни один, даже слабый, намек на аромат женской плоти не мог просочиться внутрь и, что не менее важно, его собственный мужской запах не вышел наружу. Далее, заткнув нос и забив уши ватными тампонами, он опустил жалюзи, задернул шторы, а себе на глаза натянул светонепроницаемые шторы. Он даже попросил своего знакомого доктора сделать ему инъекцию анастетика и приглушить четыре из имеющихся пяти чувств, дабы не уподобляться ходящему во сне лунатику, но приобрести сходство с мумифицированным трупом. С твердым намерением дойти до самой сути и ничего не упустить, Чарли П пошел еще дальше. Он совершил паломничество в один средневековый монастырь, где, затерявшись среди монахов и отшельников, он поедал лесные коренья и травы, молотил себя в грудь кулаками, выкрикивая заклинания и распевая мантры в попытках умертвить свою плоть. Вернувшись домой, он погрузился в повседневные дела и заботы: вызвав к жизни свои скромные телепатические способности, он открыл канал связи с одним русским писателем ХIХ века, чтобы порасспросить его об эпилепсии. В процессе общения с литератором, предварительно введя себя в состояние эпилептического припадка и добившись пеноотделения изо рта, он взялся за отгрызание собственного языка, избавившись таким образом от последнего из своих пяти чувств. Не мучимый более
