кармана красный в горошек платок и тщательно вытер им губы. Громко высморкался. Положил платок в карман, поглядел в сторону лесопильни, сделал было шаг в том направлении, но вспомнил, что курит сигару, а явиться на лесопильню с горящей сигарой во рту он не мог. Хозяину это могло не понравиться. Только хозяину разрешалось курить сигары на работе. В рабочие часы вообще редко удавалось курить. А сигара, если её потушить и снова закурить, уже не будет такой душистой. Поэтому Сэм глубоко затянулся, медленно и удовлетворённо выпустил дым, потом повернулся и уселся в лодку, чтобы ещё несколько минут насладиться сигарой.
Увидев, что Сэм, скрестив ноги, снова уселся в лодке, Люк почувствовал такую тяжесть в сердце, что чуть не застонал. Он отчаянно шептал, словно был в воде так близко к псу, что тот слышал его и мог понять его мысли: «Ещё несколько секунд, Дэн. Ещё немного. Не все ещё потеряно». Он пытался высчитывать секунды биением собственного сердца. Ему казалось, что если он будет считать, колли не погибнет: «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять». Но секунды, отсчитанные с помощью сердцебиения, тянулись медленно, а каждый стук сердца подступал к самому горлу и был таким громким и болезненным, что ему становилось страшно. Он был не в силах отсчитывать секунды, которые тянулись так медленно. «Даю ему ещё десять секунд, — подумал он. — И уйдёт он или нет, я прыгаю». Но отсчитать эти десять секунд он не мог: казалось, что именно столько осталось Дэну жить. Стоя на четвереньках — в правое колено впивался какой-то камушек, а левое царапал острый сучок, — он не отрывал взгляда от Сэма Картера.
Аккуратный белый пепел на кончике сигары длиной в целый дюйм стал ещё тяжелее, и Сэм любовался им, словно зная, что заядлый курильщик сигар до самого конца не сбрасывает пепел. Если сбрасывать слишком много пепла, то даже самый лучший табачный лист курится неровно. Сбрасывание пепла — аккуратная маленькая операция, которую полагается совершать в определенный момент. Медлительный, тупой, равнодушный человек втайне от других получал наслаждение от хорошей сигары.
Потом Сэм Картер повернулся, прищурил глаза и прислушался. На его бородатом лице появилось подозрение, потому что под Люком хрустнула ветка, когда он перенёс вес тела с одного колена на другое. Сэм Картер словно понял, что за ним следят; если действительно следят, значит, он получит выговор за то, что бездельничает, а такой выговор несправедлив и нестерпим, ибо Сэм Картер никогда не уклонялся от работы на лесопильне. Он испуганно вскочил, несколько раз с виноватым и застенчивым видом затянулся сигарой, выпустив целое облако синего дыма, и зашагал по тропинке, давя тяжёлыми башмаками камушки и сучки.
«Ещё не пора, не пора», — думал Люк, а сердце у него выскакивало из груди, и он весь дрожал от желания прыгнуть в воду. Сэм Картер продолжал искоса поглядывать на излучину реки, как будто чувствовал на себе чей-то взгляд, но башмаки его топали по тропинке.
Шум его шагов стих, и Люк, не сводя глаз с того места, где скрылся под водой Дэн, словно спринтер на старте скомандовал себе: «Вперёд!» — и, как распрямившаяся пружина, сорвался с края обрыва. Его худенькое тело блестело на солнце, когда он, отчаянно махая руками, плыл к глубокому месту. Выгнув спину, он нырнул и поплыл под водой с открытыми глазами, вглядываясь в зеленоватый туман. В правой руке он держал перочинный нож.
Сквозь зелёную дымку виднелось песчаное дно с вкрапленными то тут, то там камнями. Но разглядеть что-либо как следует было нелегко, потому что воду прорезали светлые и тёмные полосы теней от деревьев. Ему нужна была только одна полоска — верёвка, привязанная к шее Дэна. Потом он сообразил, что Дэн должен неподвижно лежать на дне, как камень или тяжёлое бревно, и трудно будет разобраться, где Дэн, а где камень или бревно. В панике он схватился за первый же увиденный им тёмный предмет и водил вокруг него рукой в поисках верёвки. Но оказалось, что это лишь застрявший в иле камень. Лёгкие у него болезненно расширились, он задыхался, а потому стрелой выскочил на поверхность, судорожно втянул в себя воздух, сделал отчаянную попытку определить местонахождение Дэна по дереву на берегу, под которым сидел, и опять нырнул. К нему вернулась сила, ибо снова пришла надежда. Он опять трогал тёмные предметы, бревно, камень, пока его вдруг не обуяли пустота и страх, в голове зазвенело, в груди заболело, и, не помня себя, он позвал на помощь отца: «Папа! Папа!», словно тот был рядом.
Боль в груди была невыносимой, но мысль продолжала работать: течение могло унести Дэна с того места, где он скрылся под водой; камень обычно падает на дно не прямо, а под углом. Он снова вылетел на поверхность, втянул в себя воздух, нырнул и проплыл под водой пять ярдов вниз по течению. И вдруг увидел… Сквозь зеленоватую стеклянную дымку воды смутно виднелся какой-то неподвижный силуэт. У него хватило сил, царапая ногтями по песку, добраться до него. Вытянув левую руку, он коснулся его, пальцы погрузились в мокрую шерсть.
Он был так возбуждён, что с трудом держался под водой и действовал. Верёвка, привязанная к шее собаки, натянулась — камень теперь плотно сидел на дне, — и когда он схватился за неё и попытался одним взмахом ножа перерезать, рука оказалась бессильной, а верёвка вырвалась. Ещё один взмах — лезвие скользнуло по верёвке, которая лишь изогнулась, как будто и нож и верёвка были из резины. Он знал, что если веревка снова изогнётся, он больше не выдержит, потому что силы от него уходили, а с каждой секундой оставалось всё меньше и меньше шансов на то, что Дэн останется жив. Оседлав верёвку, он схватил её в левую руку — тело собаки стало медленно погружаться в воду, — а правой принялся пилить и рубить пряди, которые, отделяясь, завивались в кольца, пока не лопнула последняя прядь. Он снова выскочил на поверхность и, когда со всхлипом, широко открыв рот, втягивал в себя воздух, со дна медленно, как набухшее от воды бревно, всплыло тело собаки. Люк схватился за верёвку и подтащил колли к себе. А потом в пятнадцать быстрых взмахов по направлению к берегу уплыл прочь с глубокого места. Его ноги коснулись песка.
Вытащив колли из воды, он взвалил его себе на плечо и вскарабкался на берег, шатаясь и спотыкаясь, ибо у него уже не было сил, а колли висел на нём мёртвым грузом.
Нетвёрдой походкой он прошёл по песку, миновал кустарник и сквозь деревья выбрался на небольшую заросшую травой поляну в двадцати шагах от берега, где лёг плашмя, прижимая к себе собаку и стараясь согреть её теплом своего тела. От прикосновения к мокрой холодной шерсти ему стало страшно, и, как сильно он ни старался прижимать к себе собаку, он не чувствовал ни тепла, ни сердцебиения. Пёс не шевелился, его янтарный глаз был закрыт. «О Дэн, Дэн!» — взмолился он и сел, беспомощно оглядываясь по сторонам. И вдруг испытал желание стать человеком находчивым и знающим, которого нельзя обескуражить и который сделает всё, что ещё можно сделать. Опустившись на колени, он положил колли на живот у себя между ног, дрожащими руками нащупал, где кончаются у него рёбра, и, раскачиваясь вперёд и назад, принялся попеременно то сжимать изо всей силы его бока, то, когда выпрямлялся, отпускать. Он надеялся, что таким образом раздувает лёгкие собаки, как кузнечные мехи. Он читал, что с помощью искусственного дыхания вернули к жизни немало людей, вытащенных из воды, когда, казалось, спасения уже не было.
— Вставай, Дэн! Вставай, старина! — тихо молил он. — Я не дам тебе умереть, Дэн! Я спасу тебя. Я тебя не оставлю. Что я буду без тебя делать?!
Он вспомнил всё, что когда-либо читал и слышал про спасение утонувших, и в нём вновь ожила надежда. Нельзя сдаваться по крайней мере в течение часа, казалось, говорил чей-то голос. Люди допускают ошибку, если перестают действовать раньше этого срока. Иногда человека можно спасти, даже если он пробыл под водой тридцать минут. Много воды попадает в желудок. Но гортань обладает способностью закрываться и препятствовать проникновению воды в лёгкие. Поэтому не сдавайтесь. Действуйте по меньшей мере в течение часа.
Насколько он понимал, колли пробыл под водой минут пять. Это только казалось, будто прошёл целый час, а то и больше половины длинного дня, в особенности когда он следил за Сэмом Картером. А сейчас, двигая руками, как кузнечными мехами, он продумал ещё раз все действия Картера и пришёл к выводу, что на всё случившееся ушло не больше шести-семи минут.
— Вставай, Дэн, вставай… — тихо молил он, но его пугало, как лежит на земле голова колли. Он не сводил глаз с его закрытой пасти, и ему вспомнилась пасть дохлой собаки, которую он однажды видел на обочине дороги.
И вдруг в тот самый момент, когда его затошнило от вставшей перед глазами картины, из пасти Дэна вылилось немного воды. С бьющимся от волнения сердцем Люк забормотал:
— Вот видишь, Дэн, значит, ты не умер… Вставай, старина! Поднимайся!
