Не зная устали, он сгибался и разгибался, продолжая сжимать бока собаки до тех пор, пока не появилась новая струйка воды. Теперь он боялся, что его дрожащие руки перестанут ему подчиняться и нарушится ритм искусственного дыхания. Он почувствовал, что по телу собаки прошла лёгкая дрожь, словно в нём появилась еле уловимая пульсация, под пальцами у него что-то дрогнуло. Сначала он решил, что это ему лишь показалось, но потом дрожь повторилась.
— О Дэн! — с благодарностью прошептал он. — Ты жив. О Дэн!
Кашлянув, колли вдруг вскинул голову. Потом, брызгая слюной, ещё раз кашлянул, открыл янтарный глаз и взглянул на Люка. Они долго не сводили друг с друга глаз и молчали. Янтарный глаз смотрел не моргая. Это была очень странная минута узнавания.
Потом колли, напряженно вытянув ноги, попытался было встать, но не сумел, сделал ещё одну попытку, постоял в каком-то оцепенении и медленно сел.
— Не торопись, приятель, не торопись! — шептал Люк.
Некоторое время пёс сидел неподвижно, бока его мелко дрожали, язык свисал изо рта. Люк ласково гладил его по голове.
Посидев таким образом несколько минут, колли упрямо тряхнул головой и снова попытался встать на ноги. На этот раз он стоял спокойно, упёршись в землю лапами и склонив голову, словно хотел убедиться, где он, а потом, видно не поверив, повернул голову и посмотрел на реку. Странно было, как он то и дело оборачивался и смотрел на реку.
И вдруг Дэн отряхнулся, как это делает любая мокрая собака, и сотни брызг окатили белое как мел лицо взволнованного Люка. Дэн повернулся, поглядел на Люка и, высунув свой красный язык, в знак благодарности ласково лизнул Люка в щёку.
— Ладно, ладно, я знаю, что ты хочешь сказать, Дэн. Только сейчас тебе лучше немного полежать, — прошептал Люк и, когда пёс вытянулся рядом с ним, закрыл глаза, зарылся лицом в его мокрую шерсть и не мог понять, почему все мышцы у него на руках и ногах сводит судорогой. — Лежи, Дэн, — попросил он, глубоко вздохнув. — Я сам не знаю, что со мной. Я не могу двигаться.
Но он быстро пришёл в себя, мысли его прояснились, и он принялся думать, как ему поступить. Главное — держать Дэна подальше от дома, спрятать его в таком месте, где его никто не найдёт. Он привяжет Дэна где-нибудь в лесу, а сам вернётся домой и возьмёт для него еду. Люк считал, что мыслит логически. Ему хотелось быть хитрым и находчивым. Если он снова переплывёт через реку, сядет на велосипед, съездит в город, купит сигары для дяди Генри и вернётся домой, тётя Элен и дядя Генри сделают вид, что понятия не имеют, где собака, и тётя Элен скажет: «Я говорила тебе, Люк, что старая собака, когда наступает её час, уходит из дома»; а дядя Генри согласится: «Да, пёс знал, что его дни сочтены».
Как приятно будет слушать их речи. Он усмехнётся про себя, а потом вернётся в лес, возьмёт Дэна, придёт к ним и скажет: «Знаете что? Я нашёл Дэна в лесу, как вы и говорили». Что они могут сказать в ответ? Он обманет их точно так же, как они намеревались обмануть его. Какой ловкий и хитроумный план он придумал! Он встал, не одеваясь. «Пошли, Дэн!» — сказал он и медленно двинулся в глубь леса. Через каждые несколько шагов пёс останавливался, чтобы вытряхнуть из шерсти воду. Люк хотел добраться до поляны с большим белым валуном, которую они так часто с Дэном посещали и которая теперь казалась ему священным кровом.
Но как он ни старался осторожно ступать по корням, веткам и камням, они больно вонзались в его босые ноги. А потом острым камнем, спрятавшимся под упавшими листьями, он порезал левую ногу, и она начала кровоточить. Нижние ветви хвойных деревьев царапались, а чёрные мухи кусались.
По мере того как становилось всё труднее идти, хитроумный его план тоже утрачивал свою привлекательность, стал рушиться, казался бессмысленным. Он не мог понять, как убедил себя, что его ждёт успех. Одежда его осталась на другом берегу реки, возле тропинки, и любой рабочий, спускаясь к реке, или сам дядя в поисках его натолкнётся на одежду и сразу поймёт, что он вмешался и спас собаку. Любой человек тут же сообразит, что произошло. Нужно забрать одежду, пока её никто не нашёл. Он быстро пошёл назад.
Даже если бы он добрался до валуна, говорил он себе, и привязал Дэна, толку от этого было бы мало. По ночам Дэн будет выть, а если отвяжется, то наверняка прибежит домой. Рано или поздно дядя Генри поймёт, что его ослушались. И прикажет Сэму Картеру застрелить собаку.
У реки Люк поскорее ступил в воду, чтобы охладить свои кровоточащие ступни. «Вперёд, Дэн!» — позвал он.
Сначала колли боялся войти в воду и, только увидев, что Люк решительно двинулся вперёд, нехотя последовал за ним. Он плыл какими-то толчками, а Люк шёл рядом и, когда пустился вплавь, тоже держался от колли на расстоянии не больше фута.
Выбравшись на берег, Люк, пригнувшись, метнулся в высокую траву, что росла в двадцати ярдах от реки, и там лёг на спину.
— Ложись, Дэн, — прошептал он и прислушался. — Ложись! — приказал он, а сам пополз за одеждой. Вернувшись к собаке, которая следила за ним с большим любопытством, решив, что они опять играют в пиратов, Люк оделся и сказал: — По-моему, нам лучше перебраться в другое место, Дэн. Не поднимайся. Вперёд! — и пополз по высокой траве до тех пор, пока они не очутились ярдах в семидесяти пяти от того места, где он разделся.
Они снова лежали рядом, а через некоторое время раздался голос тёти:
— Люк! Где ты, Люк? Люк, домой!
— Тихо, Дэн!… — прошептал Люк.
Прошло несколько минут. «Люк! Люк!» — звал дядя Генри, идя по тропинке к реке. Люк видел, как он, большой и представительный, стоял на берегу, уперев руки в бока, и хмуро поглядывал вниз, а потом повернулся и пошёл назад к дому.
Глядя, как солнце сияет на дядином затылке, Люк внезапно почувствовал, что та радость, которую он испытывал, зная, что колли в безопасности и рядом с ним, сменилась отчаянием, ибо он понял, что даже если ему простят, что он спас собаку, когда увидел её в воде, дядя Генри не из тех людей, чьи планы можно нарушить. Чем больше ему мешать, тем более твёрд он будет в осуществлении своих намерений. Дядя Генри решил избавиться от Дэна; пройдёт несколько дней, и он иным путем избавится от него, как избавлялся на лесопильне от того, что считал бесполезным.
Люк лежал, глядя на еле плывущие по небу облака, и не знал, на что решиться. Домой без колли он не вернётся и одного его тоже не оставит. Если они куда-нибудь пойдут, то только вместе.
— Но, по-моему, нам некуда идти, Дэн, — прошептал он, теряя последний остаток надежды. — Как только мы тронемся вперёд по дороге, нас наверняка увидят и скажут дяде Генри, а он приедет и заберёт меня обратно, даже если мы доберемся до другого города, и тебе придётся вернуться со мной, и всё будет кончено.
Все страдания, присущие человечеству, казалось, обрушились на него, и он лежал, мучительно думая, пока у него не заболела голова, и так и не сумел придумать план действий, который помешал бы дяде осуществить своё решение. Дэн следил за метавшейся над ними бабочкой. Нос его подёргивался от заинтересованности и желания поиграть, а зрячий глаз не отрывался от бабочки. Колли чувствовал себя в безопасности, потому что рядом был Люк.
Приподнявшись, Люк посмотрел сначала сквозь траву на угол дома, потом повернулся и обратил свой взгляд в другую сторону, на широкое голубое озеро. На горизонте пятнышком показался зерновоз, за ним тянулась еле видная струйка дыма. Голубизна озера, судно на горизонте и струйка дыма только усилили его уныние. Глубоко вздохнув, он снова лёг, и несколько часов они пролежали так, пока вдруг на лесопильне не стало тихо и не послышались голоса рабочих, расходящихся по домам. По тропинке прошли двое из них, потом третий и, наконец, неторопливым тяжёлым шагом, словно ничего не произошло, сам Сэм Картер. Солнце клонилось к западу.
— Больше мы здесь оставаться не можем, Дэн, — устало сказал Люк. — Надо нам уйти, как можно дальше. Пойдём, но только не поднимайся.
И он с трудом пополз по траве в противоположную от дома сторону. Когда дом уже скрылся из виду, он поднялся во весь рост и через поле пошёл к дороге, ведущей в город.
На дороге колли то и дело с тревогой оборачивался, недоумевая, почему Люк бредёт, еле волоча ноги.
