крови в собственных ушах. Она откинулась назад, но длинные пальцы, обхватившие ее запястье, делали сопротивление бесполезным. Он притягивал ее к себе все ближе и ближе.
— Билли, Билли, — повторял он, уже обнимая ее обеими руками. — Мне кажется, вы забыли, как надо желать спокойной ночи… по-настоящему, моя маленькая тигрица. — Он поцеловал ее, отрывисто, мгновенно, потом поднял голову и заглянул ей в глаза.
— Нет, Трэвис! — вскрикнула она, пытаясь вырваться, однако это была напрасная трата времени.
Трэвис засмеялся. Его смех показался ей музыкой. А потом наступило полное сумасшествие, оторвавшее ее от реальности. Он снова припал губами к ее рту, и у нее возникло непреодолимое желание целовать, прикасаться к нему, ощущать его поцелуи и прикосновения.
Она извивалась в его руках, бедра скользили по бедрам, прижимались друг к другу. Его туго натянутые мускулы содрогались в такт ее собственной нервной дрожи. Она хотела его, хотела, чтобы его рот не отрывался от ее рта, его зубы покусывали ее язык. Трэвис прижал ее к себе так близко, что она почувствовала жар и твердость его мужского естества. Но Трэвис, распаленный Трэвис, сохранял неослабный контроль над собой.
В отчаянии Билли все сильнее двигала бедрами. Его рот исторгал слабое рычание у ее уха. Да, он скользил руками по выступам ее ягодиц, прижимал ее к себе, затем отталкивал и снова прижимал — до тех пор, пока она совсем не обессилела. Она была одновременно на небесах и в преисподней.
Она услышала звуки неземной, стонущей, утонченно-напряженной музыки, которые рождались где-то в глубине ее тела, когда его язык проник в тайные влажные уголки ее рта.
Вихри восторга пронизывали каждую клеточку ее тела, усиливая его потребность, отчаянную потребность слиться с другим телом. И все же остатки сознания, цепляясь за ниточки здравого смысла, подсказывали ей, что это сумасшествие. Он хочет ее. Сейчас, в это мгновение! Как и в прошлый раз, когда он с грубым красноречием обосновал свою точку зрения, Трэвис ведет игру. Он не любит ее, не нуждается в ней, просто хочет ее. Молодой, красивый и богатый, он привык получать то, что хочет и когда хочет. А потом он уйдет. Он возьмет желаемое и уйдет, не задумываясь ни о той боли, которую причинил ей, ни о растревоженном сердце Билли, ни о ее душевных переживаниях.
К своему удивлению, она отстранилась — боль и злость взяли верх.
— Оставьте меня! — воскликнула она. Глаза ее, до краев наполненные страданием, встретились с его глазами. Она отступила назад и уперлась спиной в дверь. Ее щеки горели, как раскаленные угли. Смиряя страсть, она вздернула подбородок. — Вы слышите, Трэвис? — жалобно умоляла она. — Оставьте меня, прекратите эти игры.
— А кто играет? — нехотя изрек он.
Билли покраснела еще больше.
— Вы, — ответила она с деланным спокойствием, далеким от истинных чувств. — Но не надо играть со мной. Понимаете, Трэвис? Вы помолвлены с Клео, а я…
— А у вас есть суровый викинг для утешения. — Трэвис скрестил руки на груди, глядя на нее с рассчитанным презрением. — Хоть какое-то утешение, правда? — глумился он.
— Откуда вам знать? — парировала она с раздражением.
Он качнулся к ней так резко, что она не успела среагировать. Сильные руки схватили ее за плечи. Черные глаза изливали презрение.
— Вы хотите меня, — просто заявил он. — Я знаю это. Только глупец решился бы отрицать это.
— Вы ошибаетесь, — возразила Билли. Гордость смягчала боль. — Ошибаетесь.
Трэвис пожал плечами и пошел к соседней двери. Когда он скрылся за ней, Билли на ощупь вошла в свою комнату и прислонилась спиной к косяку. Слезы ручьем хлынули из глаз. Ненависть, злость, страх боролись в ней, но правда перевешивала. Правда, в которую она даже теперь не хотела поверить. Она любит его. Дура, дура! Но она любит его, любит с самого начала.
Рыдания душили ее. Огромным усилием воли Билли подавила их. Еще не хватало вызвать у Трэвиса жалость к ней. Раз он не может ее любить, ей надлежит быть сильной. Нельзя позволить ему стать свидетелем ее слабости, чтобы потом он жалел и презирал ее. Правда, он заметил ее реакцию, физическую реакцию на него как на мужчину, но он не должен знать, как глубоко зашли ее чувства.
Билли проглотила ком в горле. Ей захотелось пить. Оглядевшись, она увидела на кофейном столике поднос с напитками. Затем взгляд ее наткнулся на какую-то дверь. О Боже! Общая с ним дверь. Трэвис за этой дверью и наверняка имеет от нее ключ.
Не раздумывая, она бросилась через всю комнату и распахнула дверь в приступе негодования. Трэвис с интересом взглянул на нее. Он лежал, вытянувшись на кровати, полностью одетый, с записной книжкой в руке. Рядом с ним стоял стакан с коньяком. Глядя в пылающее жаром лицо Билли, он насмешливо приподнял бровь:
— Входите, — протянул он и, встав, похлопал по кровати. — Садитесь, чувствуйте себя как дома. Коньяк? — предложил он безучастно.
— Я пришла за ключом, — заявила она, игнорируя приглашение.
— За ключом? — удивился он. — Каким ключом?
— От этой двери, зарычала она, указывая на дверь.
— Ах, вот оно что, — произнес он со сводящим с ума безразличием. — Извините, ничем не могу помочь.
Билли похолодела.
— То есть как? Что вы имеете в виду?
— Именно то, что говорю. У меня нет ключа. Знаете, у этих комнат вообще нет внутренних ключей, — торжественно заверил он. — В этом вся идея.
— Какая идея? — Билли с раздражением отбросила прядь волос со лба. — Перестаньте говорить загадками, Трэвис, — потребовала она.
Сердце ее упало. На расстоянии всего лишь нескольких метров от Трэвиса, с единственной преградой в виде незапертой двери она ни за что не сможет уснуть. А ей необходимо поспать, чтобы сохранять ясность ума.
— Думайте, Билли, думайте, — слегка укорил он. — Мы здесь гостим как пара. Хозяйка не могла поместить нас вдвоем в одной комнате — так не делают в приличном обществе. Но в соседних комнатах, соединенных дверью, которая не закрывается, — что может быть более естественным?
— Вы должны знать, где находится ключ, — упрямо настаивала девушка, постепенно впадая в панику. — Вы его где-то прячете.
— И зачем же мне это надо? — недоверчиво спросил он.
— О… я не знаю. Ну хотя бы чтобы беспокоить меня, — глупо выпалила она.
— Беспокоить чем? Тем, что я мог бы проникнуть к вам? — мягко спросил он. — Или тем, что не сделал бы этого? — Глаза его смеялись.
Билли задохнулась и покраснела. Не найдя слов для ответа, она поджала губы и выскочила за дверь, захлопнув ее за собой. Потом, вздрагивая от шума, она протащила через всю комнату тяжелое кресло и прислонила его к двери. Лишь тогда она вздохнула с облегчением. Однако облегчение длилось не более двадцати секунд — ровно столько времени понадобилось Трэвису, чтобы подняться с кровати, распахнуть дверь и встать в проеме у косяка. Его улыбка расплывалась до ушей, глаза искрились, он еле сдерживал смех.
— Наверное, мне следовало вам сообщить, — сказал он, — растягивая слова, — что дверь открывается с моей стороны. Но не беспокойтесь, Билли, — галантно-язвительно заверил он, — я не стану красться к вашей постели в тот момент, когда вы закроете глаза. Когда мне нужна женщина, — жестко пояснил он, — у меня не бывает недостатка в предложениях. — Он поднял свой стакан. — Спокойной ночи, Билли, приятных сновидений.
Билли долго металась и крутилась в постели, уверенная, что никогда не заснет в таких условиях. Но она заснула и, как ни странно, проснулась отдохнувшей. Служанка раздвигала муслиновые занавески. На столе стоял кофейник со свежезаваренным кофе.
— Доброе утро, мэм. Завтрак через тридцать минут, — вежливо сообщила ей молодая девушка, на мгновение присев в реверансе. Для Билли это было настолько непривычно, что она еле сдержала смешок.
