шестнадцатого: белая батистовая рубашка с золотой вышивкой по краю, золотое с янтарём и жемчугом сюрко, а само платье белое, розовое, золотое — переливающаяся ткань; как в конце мультфильма, когда феи не могут решить, какого цвета наряд будет у принцессы, и она танцует с принцем, а они все спорят, машут волшебными палочками, и ткань в танце всё время меняет цвет. С платьями Берилл пошла в спальню; спален в доме Змеи было несколько — одна точно принадлежала девушке: обитая тёмно-жёлтым шёлком, вышитым золотыми нитями, с медовыми занавесями, тёмно-коричневой мебелью; вот почему девушку внутри себя, появляющуюся в этом доме, она назвала Эмбер. Обычно Берилл в этой янтарной комнате и ночевала; положила платья на кровать. Эмбер ничем не могла ей помочь. Тогда она пошла в комнату к Стивену — настоящему хозяину этого дома. Она нашла его дневник в первый же визит — в библиотеке, он вёл его там, сидя за столом насыщенно-красного дерева; в столе были тысячи бумаг, многие из них зашифрованы, но Берилл умела читать шифры, она даже не замечала их; дневник был написан очень сложным, витиеватым почерком, будто человек писал и вычёркивал большую часть, да к тому же писал чернилами, точно жил давным-давно, но он жил до сих пор где-то, не сомневалась Берилл; она даже нашла его фотографии и портрет, сделанный чёрным углём, лёгкими, словно падение листьев или танец феи Драже, штрихами: очень-очень красивый, темноволосый, кареглазый, с алыми губами, тонким носом, он был похож на английского политика эпохи Наполеона — из-за рваной чёлки, высоких белых воротников и чёрных галстуков, приталенного пальто, трости, длинных тонких белых заострённых пальцев; на фотографиях он редко улыбался, но глаза у него всегда были тёплыми, живыми, яркими, словно он думал о чём-то весёлом и добром, вроде как купить дочке мяч новый или щенки родились у любимой собаки, смешные такие; дневник его, чёрный, бархатный, в тёмно-синюю, фиалковую, полоску, с чёрной атласной закладкой, потряс Берилл — она постоянно перечитывала его осенью, в дождь, слякоть, туман.
«Меня зовут Стивен Леви. Я живу в странном доме, внешне очень мрачном, как старинная католическая церковь, из чёрного камня; но внутри он оказался очень добрым. Здесь есть всё, что мне нужно, и даже больше. Ванная в древнеримском стиле, помпеевском, здорово развратная, но оттого тёплая и расслабляющая; часовня, вся в святом Себастьяне, которого я весьма чту, потому ничего не буду переделывать. Я только обустрою спальню для дочери и библиотеку. Здесь есть подобие, но книг очень мало; и ни одного кресла; я уже приглядел в одном петербургском антикварном магазине набор из красного дерева, с вишнёвой обивкой, такой, имперский. Я думаю, этот дом прекрасно сохранит все мои тайны и орден, который я создал. Не знаю, кто жил раньше в этом доме, здесь повсюду изображения змей, так что я назвал его домом Змеи и свой орден — Орденом Змеи. Никаких сложных символов и скрытых смыслов — это всего лишь из-за дома.
Мой отец — вампир, Данте Леви; моя мать — смертная женщина, Черри Мели. Моя жизнь была счастливой в детстве, потому что я рос с матерью, юной красавицей; почему-то отец отпустил её, не сделал рабыней и не убил; отпустил, просто сделав ей ребёнка, хотя считается, что вампиры не могут иметь детей; очень редко могут; я рос с мамой в какой-то романтической, гётевской идиллии, в итальянской деревушке рядом с Флоренцией, среди цветов, книг с картинками и сказками, игрушек, песен; но когда мне исполнилось одиннадцать лет, отец приехал и забрал меня, потому что других детей у него не было и больше быть не могло, а ему захотелось ребёнка. Он увёз меня далеко на север, в горы, где только сосны, лёд и снег; на вершине горы стоял огромный чёрный острый замок, в нём жила Королева вампиров, а у подножия горы находилась деревня, управляющим которой являлся мой отец. В деревне жили люди; они обслуживали замок и вампиров, которые приезжали сюда на приёмы, аудиенции к Королеве и на балы. Отец был женат на вампирше, молодой, красивой, жестокой; она сразу невзлюбила меня, просто как в сказке про Золушку; жизнь моя стала глубоко несчастной, потому что я не понимал, что я должен делать в этом мире — в невозможно суровом климате, среди страшных существ с бледной кожей, не спящих ночами, пьющих кровь из бокалов. По счастью, из живых кровь они пили редко: вампиры берегут свои тайны и стараются, чтобы люди ничего о них не узнали. Кровь была донорской, почти все кланы занимаются медицинским бизнесом. По это я уже узнал позже; первые мои воспоминания так ужасны… Я сидел и дрожал на постели в огромной спальне, под ворохом пледов; если бы не люди, слуги, я бы умер там, потому что ни отец, ни мачеха не понимали, что я не вампир, я смертный, я ребёнок, что мне нужно тепло, настоящее, тёплая ванна, пижама, огонь в камине, горячий чай, обыкновенная еда…» Это был совершенно удивительный мир — мир записок Стивена: странная деревня, совершенно средневековая, несмотря на электричество и конец времён; люди сами готовили вино и во всё добавляли красный перец; мужчины ходил и на охоту, женщины носили длинные платья, разноцветные нижние юбки, корсеты, чепцы. Стивен рос в отчаянном одиночестве; друзей у него не было — для вампиров он был уродом; во-первых, ребёнком: все вампиры были взрослыми, жили сложной, взрослой жизнью, читали книги, путешествовали, носили дорогую одежду, детей в их мире не было — с ними одни заботы, да и как ребёнок найдёт себе кров и кровь; во-вторых, ребёнком от живой женщины — это считалось не чудом, а извращением; а для людей он был вампиром, странным, маленьким, но всё-таки будущим вампиром, сыном Данте Лев и, страшного, черноглазого, в чёрном плаще с кровавым подбоем. «Мой отец коллекционировал орудия пыток, он мечтал быть управляющим-садистом, карающим пытками или смертью любую провинность. Подвал нашего дома был превращён в тюрьму и камеру пыток: там были дыба, «ведьмин трон», Нюрнбергская дева; я очень много читал и однажды начал «Молот ведьм»; отец вошёл ко мне во время обеда и увидел книгу на полу, схватил меня за шкирку, потащил в подвал; Королева вампиров была справедливой и доброй женщиной, но иногда и она не могла чему-то препятствовать — старым обычаям, девушку, которая пыталась убить вампира, посадили в «деву»; отец решил продемонстрировать мне настоящую смерть: открыл дверцу «девы» — и меня с ног до головы окатило девушкиной кровью; я отпрыгнул и налетел на «ведьмин трон», схватился за него и не почувствовал боли, так было мне страшно, и шипы пронзили мне руки насквозь; от вампиров у меня необычайная способность к регенерации, но эти шрамы остались на всю жизнь, маленькие красные точки на руках, «будто о раскалённый дуршлаг обжёгся» — шучу я сейчас… Я месяц пролежал в нервной горячке после этого кошмара; ухаживала за мной одна девочка; её прислала Королева, узнав из сплетен, что Данте Леви довёл своего сына до припадка; девочку звали Роуз Эмбер, она была удивительная — словно не отсюда, не из этих краёв; здесь, на севере, люди были бледнокожие, черноволосые, с голубыми глазами; а Эмбер словно с юга, где полно солнца и садов, — златоволосая, румяная, алые губы, глаза карие; когда она сидела рядом, вышивала, вязала или читала мне вслух, я чувствовал запах мёда, и молока, и пряностей: она постоянно помогала на кухне и вся пропахла вкусностями. Она читала мне вслух сказки братьев Гримм, огромную книгу в чёрном бархатном переплёте, со странными прозрачными акварельными рисунками братьев Трауготов; и когда дотрагивалась до меня — поправить подушку, дать лекарство, то не боялась и не презирала, а была нежна и заботлива, точно я её младший брат; руки её всегда были тёплыми, словно она только что из ванны; больше никто ко мне не заглядывал: отцу я был противен за то, что не жесток…» После выздоровления Стивена Роуз исчезла; он не пытался искать её, спрашивать, куда она делась, — он знал, что никто не ответит; он по-прежнему вёл в имении отца полупризрачное существование: жил в своих комнатах, ни с кем не говорил, зато прочитал почти всю библиотеку, а библиотека в поместье была богатая, научился по книгам рисовать, ботанике и медицине, лазил по горам, начал предсказывать лавины и погоду, как все местные жители; пока не был приглашён на бал Королевы в замок — как наследник Леви; «ну наконец-то, — сказал отец, когда Стивен стоял у зеркала в белом бархатном костюме в бронзовых и белых шнурах, плащ с красным подбоем, новые сапожки из белой кожи, а вокруг суетились портные, — наконец-то ты станешь вампиром, и всё будет хорошо — и у тебя, и у меня», — так по-человечески устало, что Стивен простил ему суровость своего детства; «Королева была прекрасна, как из сказки Андерсена: в белом платье с огромным кружевным воротником, длинным тяжёлым шлейфом; платье переливалось, сверкало — оно всё было усеяно крошечными бриллиантами; и сама она — крошечный бриллиант: белая сияющая кожа, серебристые волосы, серебристые глаза; я даже усомнился, что она вампир, такой она была юной и приветливой, кивала всем головой, и слуги в замке были не то что в деревне — смелые, улыбались, разговаривали между собой и провожали Королеву влюблёнными взглядами, и это воодушевило меня — пока я не дотронулся до её руки, целуя: рука была ледяной. Больше всего меня потрясло, что многие из вампиров казались обыкновенными людьми, а некоторые и вели себя так: жили среди людей, очень тщательно маскируясь, учились и преподавали в университетах; работали архивариусами, искусствоведами, актёрами; они разговаривали со мной более чем дружелюбно: сегодня я должен был стать одним из них — вампиром; молодым, красивым и сильным; я заметил, что уже многим понравился. Клан вампиров строго выбирал, кто станет его частью, поэтому я и был такой тяжёлой проблемой для отца — человек, который
