Но он уже распускал шнурки ее корсета. Когда он с этим покончил, Ребекка с облегчением глубоко вздохнула. Ей никогда раньше не приходилось спать всю ночь в корсете, и теперь она поняла, почему это не делается. Это было чертовски неудобно.
— А это что такое? — негромко поинтересовался он. Ребекка напряглась. А потом почувствовала, как его руки спускают сорочку с ее плеча. Она продолжала придерживать платье у груди.
— В чем дело, Джулиан? — оглянулась она через плечо. Он провел пальцем по верху ее спины, и она зашипела от боли.
— Этот корсет натер вам кожу. Почему прошлой ночью вы ничего мне не сказали?
— Вы имеете в виду тогда, когда я просила вас поцеловать меня? — сухо осведомилась она.
— Молчать об этом было большой глупостью с вашей стороны. Вы страдали совершенно напрасно.
— Джулиан…
К ее удивлению, он бережно провел пальцами по линии ее корсета, приспуская ниже сорочку.
— Ссадина продолжается у вас под рукой, — продолжал он. — Ее нужно промыть и очистить.
Она тихо ахнула, когда он притянул ее спиной
— Ссадина идет вокруг, — сказал он.
Она попыталась удержать платье выше груди, но он потянул ее за руку, пока не рассмотрел всю линию соприкосновения корсета и сорочки. В ложбинке между грудей сияла «Скандальная леди», и Ребекка подумала, не захочет ли он тут же отобрать ее. Но он, казалось, не обратил на драгоценность никакого внимания.
— Джулиан!..
Она лишилась дара речи. Он просунул палец в вырез ее сорочки и оттянул его от ее кожи. На верхнем краю груди алел рубец. Тщетно напоминала она себе, что он видел ее в бальном платье с гораздо большим декольте, но переполнявшие ее бурные эмоции не хотели успокаиваться. Она тяжело задышала, чувствуя его близость. Он был повсюду: у спины, над плечом, его руки легли ей на грудь, готовые коснуться воспалившейся кожи.
Она отпрянула, продолжая придерживать платье у груди и робко улыбаясь ему через плечо.
— Со мной все будет хорошо, — неуверенно проговорила она. Она не могла позволить ему догадаться, как он на нее действует, иначе он мог тут же посадить ее на первый поезд или в фургон и отправить в Лондон.
— Вам нужно выкупаться.
Его голос даже звучал не как его собственный: он прокатился сквозь нее тихим громом.
— У нас нет времени, — промолвила она. — У меня есть мыло и чистое полотенце. Я воспользуюсь ими. Повернитесь спиной.
— Прошу прощения?
— Нельзя же вам выбегать из комнаты всякий раз, как мне нужно переодеться, — вздохнула она. — В любом случае вы можете мне понадобиться, чтобы застегнуться. А когда нужно будет вам переодеться? Вы хотите, чтобы я пережидала это в коридоре? Под дверью?
— Блестящее рассуждение, — сказал он и повернулся к ней спиной.
— Можете смотреть в окно, если хотите. Это может занять у меня несколько минут.
— Отличная мысль, — кивнул он, шагая к окну и облокачиваясь на подоконник.
Она быстро стянула с себя грязное платье и высвободилась из расстегнутого корсета. Затем она сняла штанишки и надела новые из грубой холстины, совсем не похожие на ее собственные шелковые. Но по крайней мере они были чистыми. Служанка, кажется, была удивлена, что они ей понадобились, но, не возражая, принесла их тоже. Сама Ребекка полагала, что их носят все женщины, и без них почувствовала бы себя голой, особенно в отсутствие нижних юбок.
Ей отчаянно хотелось принять ванну, но это пришлось отложить на следующий вечер. Приспустив прежнюю сорочку, она, как могла, промыла потертости и прикусила губу, чтобы не рассмеяться, представив, как просит Джулиана помыть ей спину. Она справилась сама и затем надела чистую сорочку.
— Не надевайте корсет, — сказал Джулиан. Ребекка только что взяла его в руки. Неужели он так хорошо знал предметы женского туалета, что по шороху догадался, за что она взялась?
— Но?..
— Вы только еще больше разотрете ссадины. Положите его в саквояж, если так необходимо, но, пожалуйста, не надевайте его.
Именно его «пожалуйста» умиротворило ее.
— Хорошо, — согласилась она.
Накинув коричневое платье, она затянула шнурки впереди на лифе и, наслаждаясь ощущением свободы, сделала глубокий вдох.
— Теперь можете повернуться.
Он повернулся и окинул ее внимательным взглядом сверху вниз.
— Вы наденете шляпку, чтобы затенить лицо и спрятать волосы?
Она подняла ее и показала ему.
— Ну как? Я достаточно презентабельна? Похожа на работницу?
— Для этого вам еще нужно поменьше говорить. Как, впрочем, и мне, — добавил он, прежде чем она успела обидеться. — Даже если мы сумеем правильно подражать сельскому говору, наш выбор слов заставит местных жителей отнестись к нам с подозрением. — Он взял ее за руку и внимательно ее рассмотрел, потирая своим грубым большим пальцем ее нежную ладошку. — Она выглядит так, словно вы в жизни ни дня не работали.
— Просто вы обо мне хорошо заботились, — быстро нашлась она, вздергивая подбородок, и весело заулыбалась. — Именно так я буду всем говорить. Нам нужно будет придумать истории нашей жизни и хорошенько их запомнить. Кто мы? Откуда и куда мы едем?
— Я уже думал над этим. Но сначала позвольте мне переодеться. А сами пустите в ход все ваше хитроумие.
Он не попросил ее смотреть в окошко, но она все равно так сделала. Перед ее глазами находился двор, спускающийся к узкой речке. Ей было трудно не обращать внимания на то, что происходит за ее спиной. Она слышала шуршание его одежды, и от неловкости румянец смущения залил ее щеки. Неловкость и любопытство от того, что она присутствовала в столь интимный момент, бросали ее в жар.
Наконец он ее окликнул. Ребекка с облегчением обернулась… и замерла в изумлении. Лорд Паркхерст исчез, на его месте стоял высокий неуклюжий мужчина с грубоватым небритым лицом. Надвинутая на брови шапка придавала ему вид угрюмый и опасный. Получалось, что перемена одежды выявила в нем что-то примитивное, таившееся до тех пор внутри. Толстые брюки и тяжелые сапоги, простые куртка и жилетка, рубашка с открытым воротом делали его похожим на жителя нищих кварталов Ист-Энда.
— О Боже! — выдохнула она.
— Что-то не так? — спросил бродяга голосом лорда Паркхерста.
Она тихо рассмеялась.
— Нет, что вы, все так, но вы так удачно изменили свою внешность!.. Никому и в голову не придет, что вы представитель светского общества.
— Прекрасно. Теперь давайте уложим в саквояж те наши вещи, которые хотим сохранить, и я его понесу… Нет, только не ваш плащ, — сказал граф. — Он слишком хорош. У вас есть новая шаль, ее и накиньте.
Ребекка нахмурилась:
— Этот плащ отлично согревал меня ночью.
— Не думаю, что прошлой ночью вы мерзли, — усмехнулся он.
Какой-то момент они молча смотрели друг на друга, вспоминая, как делили тепло своих тел.
Он отвернулся первым, и она приняла это поведение, понимая и ценя его деликатность. Ему было необходимо выяснить правду насчет «Скандальной леди», потому что ее история глубоко его ранила… притом не только его гордость.
— Если бы мне пришлось выбирать одну из крайностей, я выбрала бы холод, — заметила она. — Моя
