А что, если человека принуждают к одиночеству? Что за насилие может родиться тогда в точке разрыва, в абсолютной изоляции?»
Ребенок протягивает руки маме, воспитательнице:
—
«Мама, я переночую сегодня у папы, ладно?»
Сообщение от Туве по голосовой почте. Малин слушает его, проходя через общее офисное помещение. Звонит:
— Это мама.
— Ты получила сообщение?
— Да, я получила. Хорошо. Как ты туда доберешься?
— Я буду ждать на станции, в шесть у него заканчивается смена, оттуда мы поедем вместе.
— Хорошо. Я, вероятно, буду работать допоздна.
Ей вспоминается голос Шёмана на собрании:
— Я уже вызвал их на допрос. Если семья Мюрвалль не явится сюда утром в полном составе, мы сами поедем за ними. Но что касается оружия, оснований для обыска у нас недостаточно.
Закончив разговор с Туве, Малин звонит Янне.
— Туве сегодня ночует у тебя, это правда? Хочу убедиться.
Потом садится за стол и ждет. В другом конце комнаты Бёрье Сверд в нетерпении крутит свои усы.
32
Фасад главного здания школы в Юнгсбру матово-серый, красная черепица на крышах корпусов покрыта тонким слоем снега. Ветер то и дело вздымает маленькие вихри, на открытых пространствах гуляет метель.
Они находят место для парковки возле мастерских — это ряд прозрачных одноэтажных аквариумов вдоль дороги, ведущей в поселок.
Малин смотрит в пустые залы, уставленные пилами, токарными станками, оборудованием для обжига и пайки. Они проходят мимо того, что должно быть залом техники: траверсы и цепи, свисающие с потолков, словно скучают, ожидая своего часа. Если посмотреть в другую сторону, можно различить очертания больницы «Вреталиден». Малин представляет себе, как Готфрид Карлссон, сидя на постели с оранжевым больничным покрывалом, обращается к ней с безмолвным вопросом: «Ну так что случилось с Бенгтом Андерссоном? Кто убил его?»
Минуя школьную столовую, они проходят к главному зданию. За замерзшими стеклами служители драят котлы и стойки. Зак толкает дверь, не скрывая нетерпения поскорее оказаться в тепле.
В просторном помещении с запотевшими окнами, выходящими на школьный двор, несколько пятнадцатилетних подростков увлеченно болтают. На Малин и Зака никто не обращает внимания.
Это мир Туве.
Именно так он выглядит.
Малин смотрит на тощего парня с длинными черными волосами, болтающего с миловидной светловолосой девушкой.
На стеклянной двери по другую сторону комнаты табличка: «Ректорат».
— Солидно, — замечает Зак, глядя на надпись.
Бритта Сведлунд, ректор школы в Юнгсбру, впустила их сразу. Вероятно, это первый визит полицейских за время ее работы.
А может, и нет.
Школа известна как проблемная. Каждый год несколько учеников попадают в расположенный где-то в сельской местности интернат для трудных подростков, чтобы там совершенствоваться в науке мелких преступлений.
А сейчас Бритта Сведлунд положила ногу на ногу, так что юбка задралась, несколько больше положенного обнажая бедро, обтянутое черными нейлоновыми колготками. Малин замечает, с каким трудом удается Заку сохранять невозмутимый вид. Хотя, возможно, он вовсе не считает эту много курящую, седую, измотанную женщину красивой.
«Проклятие всех мужчин», — думает Малин, устраиваясь на неудобном стуле для посетителей.
Стены кабинета завешаны книжными полками и репродукциями картин Бруно Лильефорса. На столе возвышается старый компьютер. Выслушав, зачем пожаловали к ней Малин и Зак, Бритта Сведлунд говорит:
— Они выпускники, Йимми Кальмвик и Иоаким Свенссон, Йимми и Йоке. Через пару месяцев, весной, я буду рада от них избавиться. Каждый год у нас появляется несколько таких негодяев. От некоторых удается отделаться, но Иоаким и Йимми хитрее. Мы стараемся сделать из них людей, насколько это возможно.
Как будто читая вопрос на лицах посетителей, Бритта Сведлунд продолжает:
— Эти двое не совершают ничего противозаконного, а если когда и было, то они не попадались. Живут в нормальной домашней обстановке, что можно сказать далеко не обо всех в этой школе. Нет, они обижают учеников, донимают преподавателей. Увлекаются борьбой, и могу поклясться, что каждая разбитая лампа в этом здании — их рук дело.
— Нам нужны телефоны и адреса их родителей, — говорит Зак.
Бритта Сведлунд стучит по клавиатуре, потом записывает нужные сведения.
— Вот. — Она протягивает Малин листок бумаги.
— Спасибо.
— А Бенгт Андерссон? — спрашивает Зак. — Знаете ли вы что-нибудь о том, что они с ним вытворяли?
Бритта Сведлунд внезапно настораживается.
— Собственно говоря, откуда у вас эта информация? Я не сомневаюсь, что это правда, но как вы узнали?
— Мы не можем это сказать, — отвечает Малин.
— По правде говоря, я не имею привычки обсуждать их проделки во внеучебное время и за стенами школы. Если я буду думать о том, чем ученики занимаются в свободное время, я сойду с ума.
— То есть вы не знаете, — уточняет Зак.
— Именно так. Все, что я могу сказать: они прогуливают не больше, чем допустимо для получения вполне приличных оценок. Которые действительно на удивление хороши.
— А сейчас они в школе?
Бритта Сведлунд клацает по клавиатуре.
— Вам повезло. Как раз сейчас у них начался урок ремесла. Его они обычно не пропускают.
В мастерской пахнет свежей стружкой и жженым деревом, откуда-то из глубины зала доходит запах краски и растворителя. Завидев Малин и Зака, учитель, мужчина лет шестидесяти, с лицом, наполовину скрытым седой, под цвет его кофты, бородой, оставляет ученика за токарным станком и направляется к ним.
Он протягивает руку, покрытую пылью и опилками, но потом убирает ее. Малин обращает внимание на его теплые синие глаза, не теряющие, как видно, с возрастом своего блеска. Не подавая руки, мужчина поднимает ее в знак приветствия.
— Ух! — выдыхает он, и Малин чувствует крепкий запах кофеина и табака — классический учительский запах. — Поприветствуем друг друга, как индейцы. Матс Бергман, преподаватель ремесла. А это
