мне. Его глаза были широко раскрыты и полны яростного огня. Не дав мне вымолвить ни слова, дядя загремел:
– Чтобы больше ты никогда не смел увозить моих гостей из замка, не спросив перед этим моего позволения! Никогда! Слышишь?
Я так опешил, что на какое-то время утратил дар речи. Дядин голос ничем не напоминал голос моего отца. И глаза его не были отцовскими. Передо мной стоял грозный владыка, похожий на кровожадного Колосажателя с портрета.
Дядино лицо утратило привычную бледность и раскраснелось от гнева. Седые брови угрожающе изогнулись – побагровевший лоб это только подчеркивал. Щеки стали просто пунцовыми, как и его нос. Малиново-красные губы кривились, обнажая острые блестящие зубы. Дядя двигался настолько быстро и бодро, что я его даже не узнал. И в самом деле, седины v него на висках поубавилось.
Дядя помолодел. Я заморгал, пытаясь прогнать галлюцинацию, но мне это не помогло. Перемены были незначительными, но впечатляющими. Я не мог в это поверить, как не верил в появление Стефана. Я вздрогнул и притронулся к виску, ощутив там уже знакомое давление, и услышал слова, прозвучавшие у меня в мозгу: 'Должно быть, ты сходишь с ума'.
– Простите меня, дядя, – заикаясь, пролепетал я. – Больше этого не повторится. Просто мистер Джеффрис оказался на редкость приятным собеседником.
– Поклянись! Поклянись, что больше никогда не повторишь подобной ошибки! Я жду!
– Клянусь, – прошептал я, испугавшись не столько всплеска дядиного гнева, сколько своих странных ощущений. – Больше я такого не сделаю.
Дядин гнев сразу же рассеялся как дым. Он выпрямился, напряженные мышцы расслабились.
– Ладно. Будет. – Он с мрачным удовлетворением кивнул. – Ты ведь даешь слово Цепеша, а этим словом не бросаются.
Его тон стал еще мягче. Дядя указал мне на кресло.
– А теперь, племянник, садись и скажи, чем бы я мог тебе помочь.
Я сделал несколько шагов и сел на краешек кресла, слегка опершись руками о подлокотники. Я искоса поглядывал на дядю, стараясь не выдать своего изумления по поводу его столь очевидного омоложения. Говорить мне было трудно и даже не хотелось начинать разговор, но В. улыбнулся и сказал:
– Аркадий, я должен извиниться перед тобой за свою вспышку, но и ты меня пойми. К тем, кто мне служит, я предъявляю совсем немного требований, но зато все они должны выполняться неукоснительно. Ничто не повергает меня в такой гнев, как своеволие.
Он плеснул в бокал сливовицы и подал мне:
– Выпей.
Я взял бокал, но пить мне не хотелось. Я лишь пригубил содержимое и поставил бокал обратно на поднос.
– Еще раз, прости меня, – с привычной теплотой и участием сказал В. – Я же вижу, что ты напуган, а мне вовсе этого не хотелось. Рассказывай, Аркадий. Чем тебе помочь?
– Я пришел поговорить насчет мистера Джеффриса, – довольно неуверенно начал я, но, увидев в дядиных глазах неподдельный интерес, осмелел. – Он бесследно исчез, хотя все его вещи остались в замке.
– Неужели?
Мои слова несколько удивили В. Его лицо стало задумчивым. Дядя повернулся к огню и смотрел на пламя, обдумывая случившееся. Отсветы только подчеркивали краску, прилившую к его щекам. Дядя больше не гневался, однако привычная бледность не коснулась его щек, как будто злость благотворно подействовала на его лицо.
– Весьма странно, – наконец пробормотал дядя, – Думаю, мне не стоит сердиться на него за столь внезапный отъезд. У англичан полно странных привычек.
Я попытался возразить:
– Дядя, я четыре года прожил среди англичан. Уверяю, им не свойственно уезжать тайком, никого не поставив в известность. Боюсь, с ним случилось что-то ужасное.
Он повернулся ко мне, изумленный моей обеспокоенностью.
– Как ты можешь говорить такое? Ну, скажи, что вообще может случиться с гостем здесь, в моем замке?
– Возможно... возможно, кто-то причинил ему вред. Быть может, даже убил его.
В ответ дядя громко расхохотался. Такое поведение ошеломило и рассердило меня: я покраснел буквально до корней волос. Дядя сразу же это заметил и перестал смеяться. Желая меня успокоить, он мягко, по-отечески сказал:
– Дорогой племянник, вспомни, сколько горя пришлось тебе пережить всего за несколько дней. Может, это больное воображение заставляет тебя делать подобные скоропалительные выводы? Давай рассудим: англичанин внезапно уехал, но почему мы обязаны думать, будто с ним произошло какое-то несчастье? Возможно, он просто решил вернуться в Бистриц и в спешке позабыл свой чемодан. Кто знает, может, у него были основания скрыться в нашей глуши. Или он по беспечности отправился в лес, никого не предупредив, и его загрызли волки. Откуда нам знать? А вдруг он только выдавал себя за газетчика, а на самом деле он – преступник... быть может, даже убийца, решивший ускользнуть от правосудия.
Я еще более разозлился, поняв, что дядя намекает на мое душевное нездоровье. В то же время меня страшила мысль, что его намек может оказаться верным. Все это заставило мой голос дрожать, когда я начал излагать факты, ради чего, в сущности, и явился к дяде.
– Если бы мистер Джеффрис захотел вернуться в Бистриц, он наверняка попросил бы Ласло отвезти его туда. И конечно же, он не забыл бы взять с собой чемодан и прочие вещи. Но сегодня я увидел у Ласло
