– Килосу, как говорит он и сам, известно далеко не все из того, что обсуждали Сирх и наместник, – уверенно проговорил Граис, – но то, что он нам рассказал, – чистая правда. В этом у меня нет ни малейшего сомнения.
– Так, – Аствир задумчиво потер ладонью обезображенную шрамом щеку. – Значит, нужно готовиться к серьезной битве. Что скажете, командиры? – посмотрел он на стоящих чуть в стороне трех предводителей.
– Если наместник намерен уничтожить наши лагеря, значит, нам нужно объединить свои силы, – ответил Касат. – Вместе мы сможем дать бой имперским войскам.
– Ты так считаешь? – прищурившись, глянул на него Аствир.
– По крайней мере наши шансы на победу увеличатся в несколько раз, – нервно произнес Малтук. – По отдельности каждый отряд будет уничтожен в два счета.
– На нашей стороне знание местности и осведомленность о планах противника, – сказал Касат.
– А на стороне кахимцев – хорошее вооружение, отличная подготовка и дисциплина, – заметил Аствир. – То, чего нам как раз очень сильно недостает.
– Так что же ты предлагаешь? – спросил Малтук.
– Пока ничего, – покачал головой Аствир. – Я только констатирую факт, что в открытом бою против кахимцев мы обречены на поражение. Для того, чтобы победить, у нас недостаточно опыта и сил.
– Вы что, намерены обсуждать свои планы прямо здесь? – недовольно буркнул Туркан.
– А почему бы и нет? – с совершенно простецким видом Аствир развел руками. – Ты ведь уверен, что среди нас нет предателей. Не так ли, Туркан?
– Я отвечаю только за себя, – не глядя на Аствира, ответил Туркан.
– Послушайте, – обращаясь одновременно ко всем четверым предводителям отрядов, произнес Граис. – Вы подходите к решению проблемы не с той стороны. Подумайте о том, что даже если вам удастся одержать победу над теми отрядами шалеев, которые собирается послать против вас наместник, то это будет ваша первая и последняя победа. Если наместник не сможет справиться с проблемой собственными силами, в Йер будут переброшены регулярные войска империи, и это станет концом не только для вольных, но и для всей нашей страны. После подавления восстания тот, кто останется в живых, будет вспоминать нынешнюю жизнь, как неосуществимую мечту.
– Мы и сейчас находимся под властью империи, – глухо произнес Туркан.
– И чего же тебе недостает, Туркан? – обратился к нему Граис. – Свободы?
– Власти, – глянув в глаза Граису, уверенно ответил Туркан.
– Я рад, что ты ответил честно, – сказал Граис. – Следовательно, ты признаешь, что ради собственной жажды власти готов посылать на смерть тысячи людей?
– А вот им-то как раз нужна свобода, – ответил за Туркана Аствир.
– Нет, – уверенно возразил ему Граис. – Они не могут реализовать себя даже в рамках той свободы, которую предоставляет им империя. Зачем же им большая свобода?
– Тогда почему же все новые люди приходят к вольным? – спросил его Килос.
– А почему пришел к ним ты? – вопросом на вопрос ответил Граис.
– Я – йерит…
– Вот именно, – не дав закончить фразу, перебил Килоса Граис. – И они тоже йериты. И хотят ощущать себя йеритами. Вы все, – широким взмахом руки Граис обвел всех, кто находился на берегу реки, – отказываетесь воспринимать все, что, как вам кажется, пытается навязать Йеру империя. Вы будете кричать «Нет!» и морщить носы даже в том случае, если наместник преподнесет вам на блюде ту самую свободу, о которой вы сейчас толкуете. Потому что вам нужна не свобода, как таковая, а битва за нее.
– Прежде йериты никогда не воевали со своими соседями, – спокойно возразил Граису Аствир. – Мы взялись за оружие только тогда, когда в этом возникла необходимость.
– Прежде каждый йерит в первую очередь определял свою принадлежность к тому или иному роду и только после мог сказать: «Я йерит». Что объединяло представителей одного и того же рода: совместное землепользование и общие родовые корни. После вторжения Кахимской империи клановая система на территории Йера рухнула главным образом потому, что в соответствии с законами империи все родовые земли были национализированы. Каждый, работающий на земле, должен был платить государству налог.
– Империя растоптала наши вековые традиции, – комментируя слова Граиса, произнес Туркан.
– Согласен, – кивнул Граис. – Но так ли важны были эти традиции, если, подобно путам на ногах чеклаков, они не позволяли Йеру дигаться вперед? Разве не по причине приверженности традициям мы оказались не готовы к вторжению кахимцев? И разве сейчас мы сами не отказываемся от традиций, забыв о родовых противоречиях и пытаясь осознать себя, как единый йеритский народ?
– Но ведь это и есть движение вперед, – заметил Килос.
– Верно. Но, сами того не замечая, мы движемся по пути, проложенному для нас Кахимской империей. Нравится нам это или нет, но именно вторжение кахимцев объединило Йер в единое государство. И пугает нас вовсе не власть Кахимской империи, а то, что в новом Йере кахимцы становятся большими йеритами, чем коренные жители.
– Как это понимать? – удивленно поднял брови Аствир.
– Кахимцы обладают потрясающей способностью к ассимиляции. Они легко и непринужденно перенимают тот образ жизни и те традиции, которые характерны и, что самое главное, целесообразны для той территории, где они проживают в данный момент. В Йере кахимцы едят нашу пищу, носят одежду, похожую на ту, что носим мы. Все они, от государственных чиновников до последнего шалея, говорят на нашем языке, в то время, как самые образованные из йеритов понимают в лучшем случае две-три простенькие фразы на кахимском. Плюс к этому – веротерпимость кахимцев. Им все равно, в каких богов верить, лишь бы только эти боги не мешали им жить так, как хотят они сами. Через два-три поколения кахимцев, живущих в Йере, невозможно будет отличить от коренных йеритов. В то время, как мы, не имея подлинной национальной идеи, способной объединить всех йеритов, находим себя только в противопоставлении всему остальному миру. И все движение вольных держится на утверждении, что подлинный йерит лишь тот, кто готов сражаться с Кахимской империей. Йеритов влечет к вольным не жажда битвы, а необходимость ощущать свое единение со всем остальным народом.
– В отсутствие других национальная идея, предложенная вольными, мне кажется не такой уж плохой, – заметил Туркан.
– С таким же успехом можно было предложить йеритам идею всеобщего самоубийства, – ответил ему Граис. – Мы должны не учиться убивать, а учиться жить рядом с кахимцами, перенимая у них все самое лучшее и ни в чем не уступая им. Они занимают главенствующее положение в общественно-политической жизни Йера не потому, что на их стороне власть и сила, а потому, что мы сами не имеем ни малейшего представления о принципах государственного устройства.
– Ничего, как-то жили и без этого! – полусогнутой левой рукой Малтук изобразил над головой замысловатую кривую.
– Вот именно, что «как-то»! – повернулся к нему Граис. – Теперь так уже не получится. Мир изменился, и мы должны либо измениться вместе с ним, либо уйти в небытие как нация.
– По-моему, мы слишком далеко отклонились от первоначальной темы, – громко произнес Аствир. – Граис, ты начал с того, что, поскольку силовое противостояние вольных и имперской власти может разрешиться не в нашу пользу, следует искать иное решение проблемы. У тебя есть какие-то конкретные предложения или идеи?
– Наместник рассчитывает покончить с вольными одним неожиданным и сильным ударом, – Граис говорил, обращаясь одновременно ко всем. – Он так же, как мы, не заинтересован в том, чтобы в Йер были введены регулярные войска империи. В этом случае он будет вынужден уступить большую часть своей власти временному военному коменданту, который прибудет в Йер вместе с армией. Если военные действия затянутся надолго, то временный комендант станет постоянным наместником, сменив на этом посту либерала Центия Офра. В результате Центий Офр потеряет синекуру, которой является для него Йер, и будет отозван в Кахим, где невозможно получить хорошую должность, не погрязнув при этом в дворцовых интригах и склоках. Мы же взамен либерального правителя, ограничивающего наши права и свободы ровно настолько, насколько мы сами вынуждаем его это делать, получим военную диктатуру. Таким образом, для
