значит, готов к восприятию абсолютно всего, что будет ему предложено. Уверяю тебя, что бы там ни понаписал Трепищев, утром у меня непременно найдется пара добрых слов для него.
– Ну-ну. – Я снова похлопал Витьку по плечу и пошел в комнату, где для меня была приготовлена постель.
Я действительно чувствовал себя уставшим и ужасно хотел спать. Таких деньков, как сегодняшний, в моей жизни еще не случалось.
Глава 18
Комната, в которой я спал, выходила окнами точнехонько на восток. И конечно же, с утра пораньше какой-то неугомонный солнечный лучик нашел-таки узенькую, почти незаметную для глаза лазейку в плотно задернутых шторах, после чего приложил все усилия к тому, чтобы заставить меня открыть глаза. Приподняв голову, я посмотрел на часы. Было всего без четверти восемь. Если учесть, что последние лет десять я редко вставал раньше полудня, то можно понять, почему я только тяжело вздохнул и снова уронил голову на подушку. Ненавижу подниматься в такую рань. После этого весь день ходишь с тяжелой головой, пребывая в отвратительнейшем настроении, и только тем и занимаешься, что выискиваешь, на ком бы сорваться.
Повернувшись спиной к беспокойному светилу, я снова закрыл глаза. Полежав минут десять в таком положении, с тоской понял, что заснуть мне уже не удастся.
Сев на постели, я окинул взглядом комнату. При дневном свете она выглядела еще более приветливо и мило, чем вчера вечером. Хотя вполне возможно, что причиной тому была вновь изменившаяся реальность. О том, что именно так все и обстояло, свидетельствовал витающий в воздухе легкий аромат розового масла, к которому примешивался проникающий даже сквозь плотно закрытую дверь запах сигаретного дыма, – Витька, просидевший всю ночь за сочинениями нашего гостеприимного хозяина, успел прокурить не только кухню, но и всю квартиру. Вчера же, насколько я помнил, в комнате пахло лавандой.
Неожиданно перед глазами у меня что-то промелькнуло. С опозданием в пару секунд я не увидел, а скорее вспомнил отпечатавшийся в мозгу образ – странный вытянутый объект с утолщенной передней частью, похожий на головастика-переростка. Объект состоял из какого-то материала, похожего на жидкое стекло. Вся его прозрачная масса находилась в постоянном движении: текла, изменялась, закручивалась крошечными вихрями, переливалась радужными всполохами.
Тряхнув головой, я прогнал из сознания странное видение. Чего только не увидишь спросонья, особенно когда приходится вставать в такую рань.
Кресло-кровать, предназначенное для Витьки, было пустым.
Проверив карманы висевшей на спинке стула ветровки, я убедился, что телефон, пистолет и клиппер на месте. Стянув со стула джинсы, которые сегодня выглядели так, словно с них всего пару минут назад срезали магазинную бирку, я начал неторопливо одеваться.
Натянув кроссовки, они тоже были как новенькие, я сделал над собой усилие и все-таки поднялся на ноги.
И вновь мне показалось, что перед лицом у меня промелькнул полупрозрачный, переливающийся тусклыми радужными отсветами объект удлиненной формы.
Я медленно провел ладонью по лицу. Похоже, напряжение вчерашнего дня не прошло даром. Мерцание перед глазами могло оказаться следствием внезапно подскочившего давления. Или чего-нибудь похуже.
Чуть приоткрыв дверь, я услышал доносившиеся с кухни голоса.
– Поверь мне, Вадим, – спокойно, но с непреклонной уверенностью в своей правоте говорил Витька. – Я вовсе не хочу тебя обидеть. Но то, что ты понаписал, – полнейшая чушь. И это еще очень мягко сказано.
– Ну почему? Почему? – Голос Трепищева звучал плаксиво, но при этом, как ни странно, ничуть не менее убежденно, чем голос Витьки. – Чем вам не понравились, например, «Охотники за ушами»?
– Это самая глупая история, которую мне приходилось когда-либо читать или просто слышать. Какие-то магические роботы вылезают из какой-то гробницы и бог знает зачем и почему начинают убивать всех подряд. Никто с ними не может справиться до тех пор, пока вдруг, откуда ни возьмись, не является парочка бравых охотников, промышлявших до этого только добычей ушей беглых каторжников. Хлоп – и роботов не стало. Просто удивительно, что до этого с ними было столько возни.
– И чем плоха история?
– Тем, что она ни о чем.
– Она о магических роботах и охотниках за ушами.
– Этого мало, Вадим! История о металлических уродцах и паре остолопов с автоматами в руках не греет душу.
– А о чем, по-вашему, должен быть роман?
– Откуда мне знать! Ты автор – тебе и решать. Но то, что ты написал, это даже не роман, а набор эпизодов, без начала и конца.
– У Кастанеды, между прочим, то же самое, – с обидой в голосе произнес Трепищев. – Под конец – бам, и – ничего.
– Так то у Кастанеды, – усмехнулся Витька. – А у тебя вся книжка только бам, бам, бам – и больше ничего.
– Мне кажется, Виктор Алексеевич, что вы просто ничего не поняли в моих книгах, – гордо возразил Трепищев.
– Да там и понимать-то нечего, Вадим, – с чувством произнес Витька. – Дребедень, что ты понаписал, не стоит даже бумаги, на которой она напечатана. Меня удивляет только одно: кто и по каким причинам взялся публиковать этот бред? То, что мне довелось прочитать, – это не художественный текст, а, извини меня, словесная каша, да к тому же еще и недоваренная.
– Между прочим, многим людям мои романы нравятся, – с чувством оскорбленного достоинства заявил
