го, – повторил Менелай по слогам. – Вообще ничего.
– Секундочку. – Я провел пальцами по лбу, разгоняя набежавшие морщины. – Но подобное утверждение абсолютно противоречит тому факту, что сейчас мы с вами разговариваем.
– Вы не против, если я буду изъясняться прозой? – вместо ответа спросил у меня Менелай. – Видите ли, гекзаметр превосходно подходит для описания подвигов великих мужей, но беседовать на абстрактные темы с его помощью довольно сложно.
– Как вам будет угодно, – не стал возражать я.
– Спасибо, – поблагодарил Менелай. – Вы очень любезны. Так на чем мы остановились?
– Вы сказали, что после смерти ничего нет, – напомнил я.
– Совершенно верно. – В центре стекловидного тельца «головастика» вспыхнула и в ту же секунду погасла фиолетовая искорка. – То, как живые представляют себе смерть, не имеет ничего общего с тем, какова она на самом деле. Ни одна религия мира, ни одна философская доктрина не смогла даже близко подойти к пониманию смерти. А все дело в том, что людям непременно хочется верить, что за последней чертой, которую рано или поздно предстоит переступить каждому из них, есть еще что-нибудь. Ну хоть что- то! Все равно что – Ад или Рай, Нирвана или Атман, сад с гуриями или раскаленные сковороды, приобщение к вселенскому разуму или перезапись сознания на некую сверхматрицу галактического компьютера, да на худой конец даже перевоплощение в змею или таракана! – главное, это должно хоть как-то напоминать людям то, с чем они имели дело при жизни. Но злая ирония смерти заключается в том, что после нее ничего нет. Вообще ничего. В смерти нет ни страдания, ни освобождения от страданий; ни сожаления о том, что ты потерял, ни радости от осознания того, что непосильный груз жизни наконец-то сброшен. В смерти нет ничего. Потому что смерть – это небытие. Но совсем не в том смысле, как понимают это живые. Небытие, которое несет с собой смерть, невозможно описать словами, потому что там не существует ни слов, ни образов, ни движения. Смерть – это всего один бесконечно короткий миг, за который просто невозможно что-либо почувствовать или осознать. Смерть – это не переход к новой жизни, а разделительная черта, переступить которую никому и никогда не удастся, потому что в момент смерти даже само время превращается в ничто. В момент смерти человек оказывается в финальной точке, к которой движется мироздание, после которой уже никогда ничего не будет. Едва только соприкоснувшись с ней, мысли, чувства, желания, которыми жил человек, в одно мгновение превращаются в абсолютное ничто. Живым не дано узнать, что такое смерть, а для мертвых понимание этого уже не имеет никакого значения.
Я был буквально ошеломлен мощным потоком новой и, прямо скажем, совершенно неожиданной информации, которую обрушил на меня Менелай. Для того чтобы осмыслить ее, требовалось время. Но именно времени-то у меня и не было. Теперь, когда разговор с духом принял столь неожиданный оборот, я боялся, что в любую секунду в кармане ветровки зазвонит телефон и беседу придется прервать.
– Подожди секундочку. – Я попытался сосредоточиться, чтобы сообразить, о чем в первую очередь следует спросить Менелая. – Но если души умерших пребывают в состоянии полного небытия…
– Я бы не стал употреблять такой термин, как «душа», – перебил меня Менелай. «Головастик» дернул хостом и весь озарился розовым свечением. – Живые вкладывают в него понятия, несопоставимые с тем, что представляем собой мы. Мы всего лишь то, что осталось от некогда живых людей, и не имеем ничего общего с тем, что именуется жизнью.
– Однако сейчас мы с вами разговариваем. И я вижу ваше тело. По-моему, это не небытие, а некая новая форма существования.
– Ну, как я и говорил, – снова полыхнул розовым Менелай. – Живому человеку непременно нужно придумать какую-то форму существования после смерти. Но все дело в том, уважаемый, то, что вы называете моим телом, всего лишь образ, который вы сами же и придумали. А что касается способности вести беседу, то мы обретаем ее только в тот момент, когда кто-нибудь из живых, наделенный особым даром, изъявляет желание пообщаться с нами. Да и то лишь на весьма незначительное время. Для каждого из нас это как праздник. Слышали, наверное, что человек остается живым до тех пор, пока о нем помнят. В этом есть доля истины.
– И часто случаются такие беседы?
– Это уж кому как повезет. Во время спиритических сеансов обычно вызывают образы знаменитых писателей, поэтов или артистов. Бывает, что кто-нибудь изъявляет желание пообщаться с кем-то из выдающихся мыслителей прошлого. Удивительной для меня популярностью пользуются диктаторы. Сталина в последнее время так затаскали, что он даже перестал отвечать на вызовы. А вот нам, героям Троянской войны, с общением не везет. Живые по большей части считают нас мифологическими персонажами. Даже вы, как выясняется, вызвали меня по ошибке.
– Если вас интересует что-нибудь из того, что произошло в мире после Троянской войны, то я готов ответить на ваши вопросы, – предложил я Менелаю, который, как мне показалось, был несколько расстроен.
– Не стоит. – «Головастик» качнулся из стороны в сторону, вспыхнув на мгновение голубым огнем. – Я уже не имею никакого отношения к миру живых, и мне абсолютно безразлично, что там у вас происходит. Лучше, если у вас случится свободная минутка, вызовите меня снова. Я могу рассказать много интересного как о самой Троянской войне, так и о том, что произошло после падения Трои, о чем умолчал Гомер.
– Боюсь, что моя способность общаться с духами сохранится недолго, – честно признался я. – Но вы можете сами приходить ко мне, когда пожелаете.
– Вы это серьезно? – вкрадчиво, с затаенной надеждой спросил Менелай.
– Абсолютно, – заверил его я.
– Видите ли, при жизни я был человеком честным. А потому считаю своим долгом предостеречь вас. Человек, который предлагает духу являться ему в любое время по собственному желанию, может столкнуться с определенными проблемами. Вы, должно быть, слышали о полтергейсте, или буйном духе. Это вытворяют именно те духи, которые являются без приглашения. Почувствовав свободу, некоторые из нас начинают вести себя неадекватно. Я даже не могу поручиться за себя, что не стану допускать никаких безобразных выходок. Могу только пообещать, что постараюсь держать себя в руках и не ослаблять самоконтроля. Поэтому если вы не уверены в том, что хотели бы вновь встретиться со мной в совершенно неподходящих для этого условиях, то можете взять свое весьма лестное для меня предложение обратно.
– Ни в коем случае, – решительно отказался я. – Я уверен, что у нас с вами не возникнет никаких проблем. Можете посещать меня когда пожелаете.
– Благодарю вас, – с искренней признательностью произнес Менелай. «Головастик» при этом налился
