– И ты все равно собираешься пойти на встречу с Парисом?
– У тебя есть какое-то другое предложение? – поинтересовался я.
– У нас есть клиппер, – напомнил Витька.
– Которым мы не умеем пользоваться.
– Я полагаю, что Одиссей хотел бы вернуть его.
– Вместе с нами.
– А что, если попытаться переговорить с ним? Возможно, сейчас, когда Парис недоволен нашими действиями, мы сумеем найти общий язык с Одиссеем.
– Если бы еще знать, что именно так не понравилось Парису? – Я с досадой щелкнул пальцами.
– Это нам тоже мог бы объяснить Одиссей.
– Есть два «но». – Я показал Витьке два пальца. – Во-первых, мы не знаем, как связаться с Одиссеем без риска для жизни, во-вторых, мне очень не нравится, что при первой встрече он сразу же захотел нас убить.
– Ты знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше у меня возникает сомнений. – Витька в задумчивости прикусил ноготь большого пальца. – То, что Одиссей жаждет нашей крови, нам известно только со слов Париса.
– Разве? – Изображая недоумение, я приподнял левую бровь. – А пистолеты в руках убийц тебе кажутся недостаточно вескими аргументами?
– Вот именно пистолеты меня и смущают, – кивнул Витька. – Ты полагаешь, что в их будущем люди не смогли придумать ничего лучше пистолета? Глупо как-то получается: ребятки из далекого грядущего – и вдруг тычут в нос пистолетами, как будто только что впервые в жизни посмотрели фильм с Клинтом Иствудом.
Я чувствовал, что начинаю понимать Витькину логику. И мне это, признаться, совершенно не нравилось. Потому что если истолковать все произошедшие с нами события так, как пытался сделать это Витька, то получалось, что мы никому и ничему не могли верить. Почва под нашими ногами и прежде не была особенно твердой, но теперь мы вообще вступали на болотную зыбь, где каждый шаг мог оказаться последним. И самым отвратительным было то, что я отчаянно хотел оставаться на прежних позициях по самой постыдной причине: следуя инструкциям Париса, я чувствовал себя чуточку уверенней, чем находясь в свободном плавании. Я до сих пор не мог забыть той радости, которая охватила меня, когда, спасаясь от парней Одиссея и совершенно не зная, что делать и куда бежать, я вдруг услышал в трубке телефона голос Париса. Он все время находился где-то неподалеку, и это давало мне уверенность в том, что все идет как надо и вскоре мы с Витькой будем, посмеиваясь, вспоминать наши приключения. Или же вообще напрочь забудем о них. Сказать по чести, я просто боялся вновь оказаться в пустоте и неизвестности.
– И еще мне не нравится то, что мы видим ситуацию только глазами Париса, – продолжил свою мысль Витька. – Согласись, такой взгляд трудно назвать объективным.
Я бы согрешил против истины, если бы сказал, что именно Витька посеял в моей душе первые зерна сомнений. Но именно он удобрил как следует почву, дабы они взошли и дали урожай.
Глава 21
Когда мы уходили, меня удивило то, как тепло, прямо-таки по-дружески, распрощался Трепищев с Витькой. Если мне он только бегло улыбнулся и коротко кивнул, то моего приятеля он долго не отпускал – все тряс руку и с огромным чувством изрекал какие-то банальности.
– С чего это писатель вдруг проникся к тебе любовью? – спросил я, когда мы спускались вниз по лестнице.
Витька усмехнулся.
– Пока ты беседовал с духами, мы с ним тоже кое о чем потолковали.
Я насторожился.
– И о чем же была беседа?
– Не беспокойся, – снова усмехнулся Витька. – Ни одну из заповедей Париса я не нарушил.
Мы вышли из подъезда во двор. Было начало одиннадцатого, но солнце еще не успело проникнуть в этот тихий уголок, который, казалось, был отгорожен от всего остального мира. Детская площадка была пуста – на лето родители развезли своих отпрысков кто куда смог: кто на курорт, а кто по-простому – на дачу с бабкой да дедом. На скамеечке под липой сидела пара благообразных старушек в аккуратных платьицах и чистеньких белых платочках. Слева от подъезда темнела большая лужа, как после сильного дождя. Но, насколько я помнил, ночью дождя не было.
– Так все же, о чем вы говорили с Трепищевым? – спросил я у Витьки.
– Естественно, о литературе, – ответил он. – О чем еще говорить с писателем?
Сказав это, он умолк, хотя прекрасно понимал, что именно меня интересовало. Такая уж у него была натура.
– Ну и?.. – подтолкнул я его.
– Мы смогли прийти к соглашению.
Я с тоской посмотрел на своего приятеля. Я знал Витьку Кровица с первого класса, и то мне порою казалось, что он намеренно пытается вывести меня из себя. На людей же, которые встречались с ним впервые, Витька, в зависимости от того, какое у него в данный момент было настроение, производил впечатление либо невозможного зануды, либо гнуснейшего типа с непереносимым характером.
– К какому соглашению? – пришлось спросить мне.
– Вадим согласился с тем, что его творения – это не литература. И даже не способ зарабатывания денег.
