как живет. Папа – вечно пьяный, мама – всю жизнь в синяках. А за ними – выводок детей, человек пять- шесть, а то и больше. У половины из которых взгляд ни на чем не фиксируется, а у других – слюна изо рта течет. Что, скажете, не видели никогда такого?
– Ну, и к чему ты это? – спросил Юлий Никандрович.
– Так видели или нет?
– Со мной на лестничной клетке живет семейка, вроде той, что ты описал, – сказал Юлий Никандрович.
– А у нас в коммуналке по большей части одни старики, – Геннадий Павлович чуть приподнял брови, словно извиняясь за своих престарелых соседей. – Зато в доме напротив, где заводские живут, детей много. И действительно, – Геннадий Павлович смущенно потупил взгляд, ему было неприятно то, что он хотел сказать, – странные они какие-то. Не все, – тут же добавил он, – но по большей части… Я иногда даже побаиваюсь их, – признался он наконец. – Они как будто дикие какие-то.
Анатолий Викторович щелкнул ногтем по черной коробке телевизионного динамика и ничего не сказал. Смотрел он не на Алекса, а в сторону, как будто хотел показать, что весь этот разговор ему глубоко безразличен.
– Что и требовалось доказать. – Легонько ударив кончиком пальца по сигарете, Алекс стряхнул пепел в пепельницу. – Уроды, если только дать им волю, будут размножаться в несколько раз быстрее нормальных людей.
– Тебе не кажется, что называть больных людей уродами – это по меньшей мере бестактно, – заметил сухо Юлий Никандрович.
– А я сейчас говорю не о твоих подопечных с генетическими нарушениями, – покачал головой Алекс. – Речь идет о моральных уродах и вырожденцах.
– Тогда при чем здесь генетическая чистка? – непонимающе склонил голову к плечу Геннадий Павлович.
– При том, – Алекс назидательно поднял вверх два пальца, между которыми была зажата сигарета, – что программа генетической чистки не спасет нас от вырождения.
– Программа генетического картирования уже несколько лет успешно действует в Штатах и странах Европейского союза. – Возмущенный до глубины души крамольными речами Петлина, Юлий Никандрович схватил со стола стакан, в котором еще оставалось пиво, и залпом допил его.
– Так то у них, – Алекс рукой почему-то указал направо, в сторону окна. – А это – у нас, – палец Петлина уперся в стол.
– А какая разница? – спросил Геннадий Павлович, пытаясь понять, куда клонит Алекс.
– Принципиальная. – Петлин раздавил окурок в пепельнице. – Если нам и грозит вырождение, то вовсе не по причине катастрофического роста числа генетических нарушений в генофонде нации. Вырождение у нас вот где! – Алекс постучал пальцем себя по виску. – Мы от собственной дури вымрем быстрее, чем от генетической чумы. И никакая международная программа нас не спасет. Поскольку деньги-то на нее мы возьмем, а про себя будем посмеиваться – все равно, мол, мы самые умные, а вы все вокруг дураки, потому-то понять этого не можете.
– Я не желаю обсуждать эту тему. – Юлий Никандрович снова поднял стакан, увидел, что он пуст, и недовольно стукнул его донышком о стол. – Глупо все, что ты говоришь, Алекс! От начала до конца!
– А я с Алексом согласен, – негромко и очень спокойно произнес Анатолий Викторович.
– В чем, позволь тебя спросить? – посмотрел на него Юлий Никандрович.
– В том, что мы живем в стране, в которой среди подавляющего большинства населения глупость является общепризнанной нормой поведения. А все остальное – одна большая аномалия. Попробуй сказать что-нибудь по-настоящему умное – тебя засмеют или станут смотреть как на идиота.
– И что особо показательно, – добавил Алекс, – реакция будет примерно одинаковой, где бы это ни происходило, – у стойки дешевой рюмочной, на молодежной тусовке или в Госдуме. Многие вообще не понимают фраз, построенных без использования примитивных словесных штампов, утвердившихся в качестве нормы общения.
– Я разве с этим спорю? – Юлий Никандрович с досадой цокнул языком. – Но при чем здесь программа генетического картирования?
– Да при том, что с нашей врожденной дуростью мы все что угодно способны довести до абсурда!
– А сам ты сейчас чем занимаешься, если не игрой на грани абсурда?
– А чем я лучше других? – развел руками Алекс.
– Такой же дурак, как и все?
– Наверное, если до сих пор живу в этой стране.
– Может быть, поговорим серьезно?
– Хорошо. Ректор, усмотревший у Толика на руке лишний палец, кто по-твоему?
– Дурак, – быстрее всех ответил Геннадий Павлович.
– Верно? – посмотрел на Юлия Никандровича Алекс.
– Верно, – с неохотой согласился Коптев.
– Но заметьте, – вновь воздел указательный палец к потолку Петлин. – Дурак, облеченный властью!
– И что с того?
– А то, что чем больше власти получает человек, тем хуже у него с головкой, – Алекс вновь постучал указательным пальцем по виску.
