– Нет никаких мужиков!
– Что?! – переспрашиваю глупо.
– Нет никаких мужиков! – кричит она мне в ухо. – Я и есть СМЕРШ. Понял? Я – одна!
Что за глупости женские такие…
– Ты не поняла, что ли?! – кричу ответно. – Иди и приведи своих смершевцев! Тут ракеты! Тут полно крутых террористов! Пусть поторапливаются!
– Ты не понял, что ли?! – ее крик едва слышен, хотя губы ее почти касаются моего лица. – Я – одна! Одна! Нет никого больше!
– Как – нет? – бормочу оторопело.
– Не-ет, – качает она головой и показывает мне палец. – Одна!
Ах ты, черт побери, как не вовремя.
– Уехали на задание?! А связь есть с ними?
– Одна! – тычет она пальцем в мое плечо. – Одна-а!
Предположение, что это моя любовь в одиночку расправилась с охраной сверхсекретной лаборатории Хусейна и взорвала важный объект, смешит меня. Мне кажется, девчонка просто водит меня за нос.
– Не может быть! – хохочу.
– Мо-оже-ет, – кивает она.
– Да не может! – мотаю головой.
– Может!
– Так это ты одна, значит, лабораторию взорвала?
– Одна-а!
– Да ладно! Врешь!
Она молчит и смотрит на меня сурово.
– Да не может быть! Да как же… Да ты что? – не укладывается в голове. – Не-е-ет, так не бывает. Не бывает так!
А она глядит, уперев кулачки в бока, и молчит.
– Значит, так вот всех там, пух-пух, – хохочу. – Ага? А потом ядерный заряд – ба-бах! Так дело было.
Кивает.
– Слушай, – приходит спасительная мысль. – А чего ж ты этих-то не перебила, а? Тебя же на расстрел привели, а ты – молчок, даже не дергалась, как кукла. Поломала бы их там всех голыми руками…
– Ты мне помешал! – кричит.
– Чего-о-о?
– Усыпляла внимание. Удобный момент ждала!
– Ой, да ладно врать-то, – машу рукой. – Крутая какая…
– Я не вру, дурак! – кричит, и в глазах блещут молнии.
– Опа-на, – говорю. – Значит, получается, я тебе помешал, да? Значит, я – дурак, да?
– Да! Да! Да! – кричит, сжимает кулачки.
Что тут скажешь…
– Это вместо спасибо, да? – обидно, правда.
– Да!
Врет она все. Врет. И зачем врет – непонятно. Хотя кто их, женщин, разберет?
– Ладно, согласен. Ты – крутой СМЕРШ. Тогда уходи и передай нашим, что ракеты в этом здании.
– А ты что будешь делать?
– Разберусь с ними – обещаю.
Хотя, конечно, обещаю, чтобы произвести на нее впечатление.
И мысли нет, что у меня получится справиться с ребятами Камала. Даже с одним из них. Даже если неожиданно и со спины и на безоружного…
– Ты ведь из техников? – говорит она неожиданно.
– Кто это тебе сказал? – делаю изумленный вид и совсем некстати краснею.
– Передавали, что Чингиз – технарь КГБ, нелегал, нужна помощь…
– Это все провокация. Чтобы относились нежно, – вру напропалую.
– А кто ты?
– Отряд спецназначения КГБ СССР «Кобра», – говорю значительно. – Слыхала?
– Не-ет, – округляет глаза, и от этого взгляда сердце постукивает веселее и врется вдохновенно.
– Конечно, не слыхала, – говорю нагло. – Засекречено. Нас всего пятеро на весь Союз. Полковник Петров.
И прикладываю руку к виску в воинском приветствии.
– Майор Шабашова, – становится она по стойке смирно.
Ух ты, она уже майор!
– Слушай меня, майор, – говорю устало, как подобает крутому полковнику, прикуриваю сигарету. – Приказ мой будет таким. Уходить тебе надо. Скажешь, что сбежала.
– А ты… вы, что будете делать?
Переход на «вы» мне не нравится, будто отдалилась она от меня.
– Давай на «ты», мы же офицеры, – говорю примирительно.
– Ты что будешь делать? – взгляд у нее хоть и не восторженный, но близок к этому, и сердце мое тает.
– За меня не волнуйся, – качаю головой, как, по моему мнению, качают головами герои. – Справлюсь.
– Разрешите, я помогу? У меня восемь боевых, три автономных, и я…
– Никак нет! – обрываю разговорчики, с женщинами надо жестче. – Я всегда работаю один. Понятно?
– Но, товарищ полковник…
– Ясно сказано – нет, – рублю воздух ладонью. – Уходи! Это – приказ!
– Товарищ полковник…
– Не рассуждать! Немедленно уходи!
– Я не могу, – глядит она обиженно.
– Почему?
– Потому, – и в глазах ее, кажется, слезки.
– Почему это потому? – переспрашиваю оторопело.
– Я давала присягу… обещала защищать свою Родину…
– А слушаться командиров и начальников не обещала?
Молчит. Носом так смешно хлюпает. Смешно, потому что не слышно ничего. Только носик краснеет и дергается.
– Уходи! – уже не требую, прошу искренне. – Будешь жить, девочка моя.
– А вы бы… – и молчит.
– Что – я бы?
– Вы бы ушли? Там террористы, которые требуют бомбить нашу Родину, – и глядит в самую душу. – И мы можем их нейтрализовать, товарищ полковник. Ведь можем!
Я бы… Наверное, не ушел. Ведь как-то я здесь оказался. И ее помощь не повредит. Все же восемь боевых, три автономных…
– Ладно, майор. Действуем вместе.
14
В коробе вентиляции тесно и темно. Бесконечно-длинная металлическая нора. Вокруг мелкая ворсистая пыль, мгновенно забивающая нос, дышать ртом не легче – кажется, уже и гортань такая же мягкая на ощупь, как стенки короба, от налипшей пыли. Хочется скорее вырваться из тесного гроба вентиляции, выпасть хоть под автоматную очередь, но освободиться из душащей узкой норы.
Впереди ответвление, и я ловлю лодыжку девушки ладонью, сжимаю пальцами. Она замирает.
– По-во-рот, – шепчу едва-едва, но ветер из воздухозаборника, идущий от меня к ней, доносит слова, и
