На то, чтобы подняться, времени уже нет. На четвереньках, как гигантская лягушка, Павел делает два прыжка и скатывается в ров со стоячей, протухшей водой, затянутой ядовито-зеленой, похожей на паклю тиной. Тонкие, спутанные нити водорослей лохмами виснут на руках, мешают плыть. Рядом плюхаются в воду стрелы. К счастью, больше привычные к винтовкам, с арбалетами центурионы обращаются не слишком умело. Сил уже больше нет. Он держится теперь только лишь на одном нервном напряжении.
Стрела достала его, когда он уже выбирался на берег. И снова – в левое плечо. Но на этот раз она буквально пригвоздила Павла к земле.
Павел дико закричал, вцепившись скрюченными пальцами в землю. Ему показалось, что вместе с новой болью, разорвавшей плечо, что-то взорвалось, вспыхнуло в самой глубине его истерзанного тела.
Он вскочил на ноги и, продолжая орать, но уже не от боли, которую почти перестал чувствовать, а от нечеловеческого животного желания жить, дышать, ощущать свое тело, вырвал стрелу из пробитого навылет плеча. Отбросив ее в сторону, он пересек пыльную грунтовую дорогу и по густой, доходящей до коленей траве побежал к лесу.
По опущенному подвесному мосту из ворот замка выкатило около трех десятков центурионов на пневмодисках. Никто из них не стрелял по беглецу, и ехали они неторопливо, посмеиваясь и перебрасываясь шуточками.
Да и беглец уже не бежал, а ковылял, припадая на правую ногу. Спотыкаясь, падая на четвереньки, снова поднимаясь, он, уже почти без сил и без надежды, стремился, опередив преследователей, добраться до черты густого кустарника, с которого начинался подлесок, как будто в этом был хоть какой-то шанс на спасение.
Павлу оставалось преодолеть не более ста метров открытого пространства, и примерно такое же расстояние отделяло его от преследователей, когда прямо перед ним из кустов поднялась фигура высокого, черноволосого человека, одетого в красную майку. Человек взмахнул рукой, крикнул Павлу: «Ложись, парень!» – и снова скрылся в кустах.
Фигура человека и его голос показались Павлу смутно знакомыми. Кроме того, и сил у него практически не осталось, и он почти с радостью выполнил команду, уткнувшись лицом в густую траву.
В ту же секунду из кустов ударила пулеметная очередь.
Раздались крики раненых. Центурионы, побросав свои пневмодиски, попадали на землю.
Прикосновение к лицу широких, холодных травинок, запах сырой земли привели Павла в чувство. Боком, волоча левую руку, он пополз вперед. Сумасшедший азарт и ярость, нейтрализовавшие боль, прошли, и теперь каждое движение отдавалось нестерпимой мукой в залитом кровью плече. Павел полз, сжав зубы, выдавливая стоны через раздутые ноздри, не видя ничего впереди, ослепленный радужными кругами, бешено вращающимися перед глазами.
Сильная рука схватила его за ворот и втащила в кусты. Продолжая одной рукой давить на гашетку пулемета, другой рукой человек, засевший в кустах, отстегнул от пояса фляжку и вылил воду из нее прямо на лицо Павлу.
Павел открыл глаза.
– Понтий Пилат, – удивленно, не веря своим глазам, произнес он.
– Мы разве знакомы? – приподнял брови Пилат.
Павел слабо улыбнулся и кивнул головой.
– Крепко тебя отделали, – констатировал Пилат, окинув Павла взглядом. – Идти сможешь?
– Попробую.
Опершись о землю, Павел поднялся на колени. Голова закружилась, но не очень сильно.
– Да, наверное, смогу.
– Нам недалеко.
Пилат вставил в пулемет новую обойму, зафиксировал курок пластырем, бросил рядом на землю небольшой полотняный мешочек – подарок центурионам! – и, подхватив Павла, потащил его в глубь леса.
Скрывшись за деревьями, они не видели, как немного правее из леса вышли человек десять, одетые в серые комбинезоны центурионов, но без шлемов на головах, и, обойдя сбоку, ударили по залегшим перед кустами центурионам.
– Давай, давай, давай! – в такт шагам подбадривал Павла Пилат. – Уже почти рядом.
Павел, стараясь не виснуть на Пилате всей своей тяжестью, едва успевал перебирать ногами.
– Ну, вот и пришли.
Пилат остановился возле огромного, больше метра в диаметре, старого, с почерневшим от дождя спилом пня, по краям которого торчали кучки мелких грибов с бледно-желтыми шляпками. Он толкнул пень ногой, и тот с удивительной легкостью отъехал в сторону, открыв черную дыру лаза.
– Давай, – Пилат подтолкнул Павла к лазу. – Там есть лестница.
Павел, присев на краю дыры, нашел ногой ступеньку и стал спускаться на ощупь в черную, прохладную пустоту, пока не почувствовал, что стоит обеими ногами на твердой земле.
Следом за ним спустился и Понтий Пилат. Перед этим он что-то сделал наверху, и пень снова встал на свое место, закрыв клочок голубого неба и зеленые вертикали деревьев.
Глава 37
– Где мы? – шепотом спросил Павел.
– Можешь говорить громко, – в полный голос ответил Пилат. – Наверху ничего не слышно.
Погромыхав чем-то в темноте, он зажег фонарь.
