требуемые блоки интуитивно, проделывают то же самое всего за несколько часов. Кроме того, дэд- программисты зачастую используют совершенно парадоксальные сочетания отдельных блоков, которые искусственный компьютерный интеллект даже не стал бы пробовать, сочтя совершенно нереализуемыми.
– Но, если известен принцип создания дэд-программ, почему нельзя поставить их изготовление на промышленную основу?
– Дэд-программирование наносит невосполнимый вред психическому здоровью человека, который этим занимается. Кроме того, любая дэд-программа самоуничтожается после однократного использования. Заниматься созданием дэд-программ могут только программисты очень высокого класса, знакомые со всеми современными разработками. Такие люди не станут попусту гробить собственные мозги, поскольку и без дэд-программирования могут зарабатывать с их помощью огромные деньги.
– Везде, кроме Московии, – закончил я за черта.
– Верно, – согласился со мной Гамигин. – Даже с учетом того, что высококлассные программисты постоянно покидают Московию, их здесь все еще гораздо больше, чем рабочих мест для специалистов соответствующего уровня. Ну а о заработках московских программистов я уже и не говорю. Для многих из них дэд-программирование является единственным способом хоть как-то свести концы с концами.
Гамигин отлично запомнил дорогу, по которой мы уже однажды проехали, и ему уже не требовались мои подсказки. В нужном месте машина свернула в проулок и встала на уже знакомую нам парковку с неработающими счетчиками. О том, что жизнь в Интернет-кафе к вечеру пошла веселее, свидетельствовало то, что несколько мест на стоянке уже было занято. Изрядно потрепанные колымаги, рядом с которыми мы припарковались, не годились нашему «Хэлл-мобилю» даже на запчасти. Единственный автомобиль, смотревшийся в этой компании необычно, был новенький светло-серый «Даймлер-Бенц» на водородном двигателе, стоявший возле самого выезда со двора.
Прежде чем покинуть машину, Гамигин повернулся ко мне вполоборота и спросил с чрезвычайно серьезным видом:
– Ты думаешь, здравомыслящий демон рискнул бы вернуться вместе с тобой в притон, в котором уже во время первого визита на нас бросился придурок с ножом?
Признаться, вопрос поставил меня в тупик. Главное, я не мог взять в толк, к чему Гамигин задал его.
– Ты хочешь сказать, что нам не следует снова туда заходить? – спросил я, указав взглядом на козырек, нависающий над лестницей, ведущей в Интернет-кафе.
– Мой врач-психокорректор считает, что у меня не все в порядке с инстинктом самосохранения, – ответил на это черт. – Он считает, что прогулки по краю пропасти доставляют мне некое противоестественное наслаждение, но даже самому себе я не решаюсь в этом признаться.
Глядя на невозможно серьезное лицо детектива Гамигина, я почувствовал, как изнутри меня начинает распирать смех. Вначале я еще пытался как-то его сдержать, но очень скоро убедился в том, что мне это не удастся. Откинувшись на дверцу машины, я ударил ладонью по коленке и захохотал в полный голос.
Какое-то время черт непонимающе взирал на мои судорожные движения, с помощью которых я пытался выразить ему свои извинения, но под конец и его разобрало. И мы, как два идиота, обкурившихся дури, сидели и заливались истерическим хохотом, глядя друг на друга, как будто в жизни не видели ничего смешнее. Хорошо еще, что окна «Хэлл-мобиля» были тонированными, иначе кто-нибудь, наблюдавший за нами с улицы, мог черт знает что подумать.
Отсмеявшись, я ладонью вытер выступившие на глазах слезы.
– Ну, хватит. – Я сунул руку под мышку, чтобы проверить, легко ли выходит пистолет из кобуры. – У нас говорят, что много смеяться – это не к добру.
Гамигин тряхнул головой, после чего поднял руки, чтобы поправить свою аккуратную прическу.
– Только сегодня я, кажется, понял, что имел в виду мой психокорректор, – сказал он. – Думаю, тебе тоже неплохо было бы с ним познакомиться.
– Кстати, – вспомнив то, о чем давно уже собирался спросить, я снова повернулся в сторону Гамигина: – как там дела с восстановлением рисунка, который ты снял со стола?
– Сейчас посмотрим.
Гамигин откинул крышку на приборной панели, за которой находился небольшой жидкокристаллический дисплей. Черт ввел запрос, и через несколько секунд на экране появилось сообщение: «Изображение восстановлено на 75%.
– Что это значит? – спросил я.
– Это значит, что изображение пока еще нечеткое, но на него уже можно взглянуть.
Гамигин нажал клавишу распечатки, и из-под дисплея выполз небольшой прямоугольный лист бумаги.
Взглянув на него, Гамигин усмехнулся и передал бумагу мне, сообщив при этом:
– Пятикратное увеличение.
Изображение, как и предупреждал черт, было довольно-таки расплывчатым. Но тем не менее на белом листе была отчетливо видна широкая красная линия, замкнутая в кольцо. В центре круга было оттиснуто красное пятно. Требовалось некоторое воображение для того, чтобы догадаться, что это было изображение маленькой птички.
– Красный Воробей, – уверенно заявил я, глянув на Гамигина.
– Я тоже об этом подумал, – кивнул черт.
Сунув распечатку в карман, я вышел из машины.
Мелкий дождик, накрапывавший с самого утра, затих, но в воздухе все равно висела сырость. Я поднял руку, чтобы привычным движением надвинуть шляпу на глаза, и, только поймав пальцами пустоту, вспомнил, что оставил ее в качестве сувенира подполковнику Малинину. От макияжа, наложенного утром на
