– Вторник.
Щепа беззвучно зашевелил губами, как будто что-то прикидывая в уме. Вполне возможно, что при этом он что-то еще и говорил, но я не слышал его в окружающем нас грохоте.
Это продолжалось минуты две.
Я уже было решил, что парень забыл, о чем я его спросил, когда Щепа неожиданно посмотрел прямо на меня и уверенно заявил:
– Неделю назад! – Подумав еще какое-то время, он внес весьма существенное уточнение: – А может быть, и две…
– Тебе известно его настоящее имя?
– Да, – уверенно кивнул Щепа. – Его зовут Красный Воробей.
– А твое настоящее имя, как я полагаю, Щепа? – с тоской посмотрел я на волосатика.
– Точно, – улыбнулся тот.
– А тебе известно, кто такой Олег Первушин? – поинтересовался я.
– Когда-то мы были знакомы, это факт, – ответил без заминки Щепа. – Но он мне никогда не нравился.
– Понятно.
Посмотрев на Гамигина, я безнадежно покачал головой. Возможно, парень был гением программирования, но в реальном мире он совершенно не ориентировался. И я не имел ни малейшего представления о том, каким образом можно вытянуть из него нужную нам информацию.
– Как ты познакомился с Красным Воробьем? – спросил у Щепы черт.
– Как? – Волосатик задумчиво почесал лоб, после чего сделал большой глоток из стакана с кофейным коктейлем. Должно быть, это в какой-то мере освежило его память, потому что, обтерев губы тыльной стороной ладони, Щепа сообщил: – Красный Воробей пришел в Интернет-кафе, потому что ему нужна была дэд-программа. Ну, нас с ним и свели вместе.
– И что дальше? – вкрадчиво поинтересовался Гамигин.
– Мы составили дэд-программу, – ответил Щепа.
– Вот просто так, сели и составили! – восхищенно всплеснул руками я.
– Нет, – Щепа посмотрел на меня так, словно идиотом был я, а не он. – У Красного Воробья не было денег для того, чтобы расплатиться со мной за работу. А поскольку в компьютерах он вообще ничего не понимал, я помог ему связаться через Интернет с человеком, который должен был передать ему деньги. Через пару дней он заплатил мне аванс, и мы приступили к работе над дэд-программой.
– Ты помнишь адрес того человека, который передал Красному Воробью деньги?
– Нет, – Щепа отрицательно качнул головой. – Но зато я вспомнил, что именно в тот момент, когда под посланием нужно было поставить подпись, этот тип как раз и сказал мне, что его зовут Красный Воробей.
– Ты можешь хотя бы приблизительно вспомнить текст послания?
– Красный Воробей принес текст на дискете.
– Имя того, кому оно было адресовано?
– У меня закончилась выпивка, – с обидой в голосе сообщил Щепа.
Я быстро кивнул Гамигину, и черт отправился к стойке бара за новой порцией выпивки для нашего информатора.
Пока его не было, я попытался узнать у Щепы хоть что-нибудь о том, что ему было известно о переписке через Интернет Красного Воробья и его таинственного спонсора, которым, как я подозревал, являлся не кто иной, как сам Виталик Симонов. Ответы Щепы были весьма многозначительны, но совершенно бессмысленны. В результате непродолжительного разговора с ним у меня сложилось впечатление, что парень живет в каком-то своем мире, в котором он – просто Щепа, а Олег Первушин – это одно из его прошлых воплощений. Красный Воробей был для него кем-то вроде легендарного вождя сиу по имени Стоящий Бизон. А я – пришелец из иного мира, говорящий на языке, слова которого ему были понятны, но смысловое значение фраз, которые я из них составлял, по большей части ускользало от понимания.
Вернувшийся Гамигин поставил на стол перед Щепой два полных стакана.
– Это – «Глаз акулы», – сообщил он, указав на стакан с содержимым молочно-белого цвета. – А этот, – черт указал на стакан, наполненный прозрачной, как горный хрусталь, жидкостью, на просвет слегка отдающей в желтизну, – бармен назвал «Слеза комсомолки».
– Ничто не ново в этом мире, – усмехнулся я.
Человек с гипершлемом на голове, сидевший за одним с нами столом, издал какой-то странный звук и запрокинул голову так резко и с такой несоизмеримой силой, что мне показалось, шейные позвонки его должны были как минимум хрустнуть.
– Штык хочет пить, – доверительным тоном сообщил нам с Гамигином Щепа.
Приподнявшись, он указательным пальцем оттянул нижнюю челюсть того, кого он именовал Штыком, и влил в приоткрывшийся рот с полстакана «Глаза акулы». В горле у Штыка забулькало и заклокотало, и я было решил, что он захлебнулся. Однако, откашлявшись, Штык, сплюнув под стол, бодро вскинул голову, поправил гипершлем и снова провалился в загадочный мир Интернета.
Отпив пару глотков едкой жидкости из того же стакана, из которого он потчевал своего приятеля, Щепа стал куда более словоохотливым.