кабинетом, пользуясь такой роскошью, как электричество, канализация и даже мебель, а также терпела такую необходимость, как пара квартирантов.
Воспоминания Эла об этих годах были чудесными. Новые соседи, в основном ирландцы, а еще китайцы, шведы и немцы. Он вырос среди разношерстного народа, что дало ему возможность стать парнем, способным общаться с кем угодно. Его родня была из Неаполя, и его всегда удивляло и разочаровывало, как это итальянцы могут конфликтовать друг с другом — южане против северян, а сицилийцы против всех сразу.
Черт, на самом деле он уже не был итальянцем. Он родился здесь. Американцем.
Начав учиться в средней школе номер 7 в окрестностях военных верфей, он потолкался с самыми крутыми ирландскими мальчишками из «Рыжих карманников» и остался непобежденным во всех драках, при этом учась на твердые четверки. Когда они переехали, он оказался в средневековой тюрьме, замаскированной под среднюю школу номер 133, чьи учителя, в основном женщины-ирландки, толкнули его на плохую дорожку. Монашки научили этих молодых девок стучать линейкой по непослушным пальцам, и Эл не собирался терпеть такое дерьмо.
Именно тогда он начал чаще тусоваться с подростковыми бандами, и количество его прогулов резко пошло вверх, а оценки — вниз. В конце концов одна такая ирландская сука-учительница дала ему пощечину, а он залепил ей в ответ. Какого черта! Он и так доучился до седьмого класса, мало кто из парней учился так долго.
Вскоре семья снова переехала, в еще более приличный район Бруклина, в отдельный дом на Гарфилде, тихое место, заставленное рядами частных домов и тенистых деревьев. И, что лучше всего, неподалеку был бильярдный зал, где они проводили время с папой, и его старик передавал ему все свои немалые умения в том, что касается бильярда. Единственное, чему в тот момент учился его четырнадцатилетний отпрыск.
Это были лучшие часы его жизни, проведенные с папой, которого он просто обожал, хотя и черта с два Эл собирался унаследовать от отца бизнес в десять центов за стрижку. В любом случае, у него был еще один человек, с которого стоило брать пример, другой «отец», по имени Джонни Торрио.
Переезд в Гарфилд означал, что Эл чертовски часто гулял мимо ресторана на углу Юнион-стрит и Четвертой авеню. Окно второго этажа блестело позолоченной вывеской «Ассоциация Джона Торрио». Частенько этот тщедушный проворный итальянский лепрекон по прозвищу Маленький Джон с его бледным лицом, щеками бурундука, мягкими пуговками глаз и крошечными ручками и ножками благодетельствовал окрестных пареньков, давая им простые поручения, за которые платил по целых пять долларов.
Мальчишки, показавшие себя достойными доверия, получали право выполнять более ответственные и рискованные задачи, такие, как доставка выручки с торговых точек. Иногда кто-нибудь из них входил даже в близкий круг Маленького Джона, как, например, Эл, который прошел тест, проваленный почти всеми.
Маленький Джон оставил подростка Эла в офисе ассоциации наедине со стопкой денег, лежавшей на самом виду. Большинство мальчишек, оказавшись перед таким искушением, не задумываясь, поддавались ему и навсегда расставались с Джонни Торрио. Эл не притронулся к деньгам и заслужил доверие своего наставника.
Аль Капоне не был долбаным вором.
Ему хотелось бы иметь такого отца, как Маленький Джон. О, конечно, он уважал своего папу за то, что тот содержит семью, и куда лучше, чем большинство остальных. Но Торрио был богат, успешен и чертовски сообразителен. В эти годы взросления ничто не значило для Эла больше, чем те моменты, когда Торрио оставался с ним наедине в своем непритязательном офисе и начинал учить его тонкостям бизнеса.
— Все хотят подраться, Эл, — обычно говорил Маленький Джон своим слишком музыкальным для итальянца голосом, почти как ирландец. — Но умный человек заключает союзы. Он вступает в драку осторожно. Он знает, какие связи завести, когда их завести и когда их оборвать, если они стали обузой.
Столь вдумчивый и спокойный человек, как Маленький Джон, обрел эти качества, пройдя сквозь школу манхэттенской банды «Файв Пойнтс», с раздробленными ею черепами и выдавленными глазами, нанимавшуюся ко всякому, кому надо было подавить забастовку, нарушить голосование (или, наоборот, обеспечить его успех) или совершить что-то особенное в тогдашней обстановке общего беспредела.
— В рэкете достаточно прибыли, — говорил ему Маленький Джон. — Достаточно для всех, чтобы жить мирно. Ты не сможешь наслаждаться результатами дел, если тебя убьют, Эл. Даже увечье — слишком большая цена, чтобы платить ее.
Не то чтобы этот тщедушный парень был слабаком, когда дело действительно доходило до насилия.
— Я ни разу в жизни не выстрелил из револьвера, Эл, — говорил он своему ученику. Его изящная рука поднималась, словно в жесте благословения от папы римского Джона Торрио. — Но у меня нет принципиального предубеждения против применения силы. Я просто считаю это плохим решением для проблем, возникающих в бизнесе… но, иногда — необходимым.
Эл уже знал, что Маленький Джон не чурается таких решений, «если необходимо», поскольку с пятнадцати лет стал у Торрио одним из главных сборщиков денег в чрезвычайных случаях, научившись применять для этого кулаки и дубинку. Но как насчет того, чтобы замочить парня, который, в некотором смысле, попал не в строку?
— Уничтожение конкурента в бизнесе, — говорил в таких случаях Маленький Джон, — неудачная и случайная необходимость, в
Греховной жизни.
Жизни преступников. И Джонни Торрио, скрываясь за позолоченной вывеской своей ассоциации, разыгрывал местную итальянскую лотерею, так называемый рэкет по числам. Преступный, но никого не калечащий. В числе других его интересов были азартные игры и проституция на той самой Сэндз-стрит, откуда Эл с такой радостью сбежал. Джонни Торрио помогал получше напоить этих матросов.
— Маленький Джон, — спросил Эл, когда ему было четырнадцать, —
— Твоя мать злая?
— Нет! Черт подери, нет!
— Она спрашивает тебя, откуда берутся деньги, которые ты приносишь ей в дом?
Вежливый, понимающий кивок головы.
— Твоя мать знает, что жизнь мужчины дома отличается от его жизни на работе. В нашем бизнесе мы имеем дело со шлюхами, чтобы обеспечить хорошую и респектабельную жизнь мадонн, живущих у нас дома.
— Это… отдельные вещи? Работа и дом?
— Они вообще никак друг с другом не связаны. Никак. Твоя мать хвалит тебя, когда ты приносишь деньги в дом и отдаешь их ей?
— Да! Она говорит, что гордится своим хорошим мальчиком.
— Она имеет право гордиться тобой, Эл. Я тоже горжусь тобой. Ни один из мальчишек, когда-либо переступавших этот порог, не был столь одарен, как ты. Считать в уме, быстро и точно оценивать шансы. И больше того — ты оцениваешь
Эл тусовался с бандой «Потрошителей из Южного Бруклина», но Маленький Джон направил его по другой дорожке, в ведомую им банду «Молодежь Файв Пойнтс». Эла разочаровала ее мелочность, деятельность банды сводилась к мелкому воровству, хулиганству и тусовкам. Все это было не в его стиле.
На самом деле его стилем было хорошо проводить время и околачиваться на перекрестках с другими парнями. Благодаря папиным урокам он был лучшим бильярдистом в округе и, несмотря на внушительные размеры, потрясающим танцором. Он нравился девушкам за его изящную манеру одеваться, перенятую от Маленького Джона, и они часто покорялись его уверенной и нахальной манере общаться с ними.
Он встретил Мэй Кафлин на танцах в полуподвальном клубе на Кэррол-стрит. «Клуб» представлял собой всего лишь арендованный первый этаж здания с окнами, закрашенными черной краской, в котором
