автомобиль и ехали перемывать эти косточки куда-нибудь по соседству, где было такое же избранное общество.
Беднота Горчичного Рая и вообще Восточной окраины была значительно менее привержена к церкви. И времени у нее было меньше, да, скажем прямо, и желания тоже. Пасторам и проповедникам часто приходилось самим ходить по домам Горчичного Рая, стыдить и усовещивать вконец отбившуюся от рук паству. Женщины — те иногда еще забегали в церковь послушать проповеди или поглядеть на чью-нибудь немудрящую свадьбу. А мужчин приходилось заманивать в церковь кинокартиной на религиозный сюжет или бутылкой виски, которое продавалось по воскресеньям только в церкви, или какой-нибудь веселой молитвой с картинками из священного писания.
Поэтому еще с утра Горчичный Рай потянулся к городскому парку, где должно было происходить гулянье. Дети прожужжали взрослым уши о том, что для всех готовится бесплатное угощение и что сам Большой Босс будет раздавать детям конфеты и пирожные.
Все кварталы вокруг парка были забиты автомобилями всевозможных систем и марок, начиная с трехколесных автотележек и кончая довольно приличными «рабочими» автомобилями — такими же стойкими и добротными, какими бывают рабочие лошади. В разукрашенные зелеными гирляндами и флагами ворота парка вливались пестрые толпы черных и белых горожан. Среди них было много наших знакомых.
Явилась на праздник окруженная своим шумливым потомством принаряженная Темпи, которая ради такого торжественного дня решилась даже оставить стиральную машину. Цезаря не было с нею — он должен был прийти на праздник вместе с группой ветеранов войны. Пришла вся семья Де-Минго. Мать, крупная смуглая женщина, шла под руку с отцом — маленьким, широкоплечим, с веселыми, пронзительными глазами и живым лицом настоящего южанина. Пабло, как самый старший, бережно вел за руку малыша Хуана, который должен был участвовать в картине «Поклонение волхвов». Прошел торопливым шагом, отыскивая кого-то в толпе, Долговязый. Лори Миллс нарядился ковбоем: его большая шляпа была нахлобучена до самых глаз, шея повязана красным платком, а на ногах красовались рыжие краги. Лори был очень горд своим нарядом и высоко поднимал голову, но каждый раз шляпа сползала все ниже, так что в конце концов он совсем потонул в ней. Впереди Лори важно выступала его сестрица. Марта Миллс нарядилась в широченную и длиннейшую юбку, какие, по ее мнению, носили женщины в пятидесятых годах, огромный чепец, также сползавший ежеминутно ей на нос, и пеструю шаль, которая тащилась за ней по земле. Идущие позади наступали на эту шаль, и Марта то и дело оборачивалась и зло перекорялась с неловкими прохожими.
— Да вы поднимите шаль, мисс, вот никто и не будет на нее наступать, — попробовал кто-то образумить Марту.
— Поднимите лучше ваши ноги! — запальчиво отвечала молодая особа.
Но, когда на шаль наступил ее собственный брат, негодованию Марты не было предела.
— Увалень несчастный! Медведь! Косолапая обезьяна! — честила она Долговязого, не стесняясь тем, что вокруг них уже собираются любопытные.
— Позвольте, мисс Марта, я поправлю шаль, — сказал возле нее вкрадчивый голос.
Минору Сано с вечной улыбкой на тонких губах смотрел на нее сквозь очки и осторожно приподнимал с земли конец шали. Марта живо дернула плечом.
— Мало у нас черномазых, так теперь еще желтые начали приставать! — пробормотала она сквозь зубы, но довольно явственно.
Минору Сано продолжал улыбаться, но глаза его зло блеснули. Однако он ничего не сказал и быстро прошел мимо, так и не подняв шали.
Отдельно от других школьников появились президент школы Коллинз и его помощник Принс. Оба они были одеты золотоискателями — в широкополых стэтсоновских шляпах, в штанах, заправленных в высокие сапоги, и ярких косынках, завязанных на шее. На поясах у обоих мальчиков болтались туго набитые мешочки якобы с золотым песком. «Сорокадевятники идут! Сорокадевятники!» — вопили вокруг них восторженные малыши и шумно провожали их в парк.
Семья Квинси тоже вызвала сенсацию. Охотник до всяких затей, отец близнецов помог сыновьям превратиться в индейских вождей. Красно-коричневая краска придала коже двух американских мальчиков цвет медной монеты. На шее у каждого из близнецов висело ожерелье из пестрых и белых бус, которые должны были изображать человеческие зубы, а на головах мальчиков красовались настоящие индейские головные уборы из перьев, в которых только очень внимательный взгляд обнаружил бы самые обыкновенные петушиные перья. И у Вика и у Бэна через плечо были перекинуты, по индейскому обычаю, байковые одеяла. Подрисованные углем глаза мальчиков казались суровыми и полными огня. Близнецы пришли в парк с отцом, и тот шел между индейцами, радуясь их успеху.
. — Как тебя зовут? Как твое имя? — спрашивали малыши, облепив со всех сторон Вика и Бэна и следуя за «вождями» по дорожкам парка.
— Горящая Стрела, — невозмутимо говорил толстенький Вик, держась с подлинно индейским спокойствием.
— Натянутый Лук, — отвечал и Бэн своим поклонникам.
Вдруг отец их, в котором было много мальчишеского задора, подтолкнул Вика:
— Гляди-ка, еще один индеец!
Действительно, навстречу им по дорожке двигался великолепный вождь в блестящих ярких перьях, в настоящих маленьких мокасинах, с красивым, вышитым индейским рисунком поясом и даже традиционной трубкой в зубах. Но лицо у индейца было скучное, он вяло волочил ноги и, видимо, нисколько не гордился своим костюмом.
— Это все покупное, — с пренебрежением констатировал отец Квинси. — Штука нехитрая, если иметь монету… Нет, ты вот попробуй сочинить настоящий индейский костюм без цента в кармане! — И Квинси с нескрываемым превосходством посмотрел на злосчастного «покупного» индейца.
— Да это Джон Майнард, па, из нашего класса! — вскричали близнецы, узнав под блестящим оперением знакомые черты. — Его отец может что угодно купить… Джон! Иди сюда, Джон! — позвали они товарища. — Как тебя зовут, Джон?
— Что такое? Почему вы спрашиваете? Вы же знаете: меня зовут Джон Майнард, — с удивлением промолвил мулат.
— Фу, дурень, мы спрашиваем, как твое индейское имя. Меня зовут Горящая Стрела, а Бэна — Натянутый Лук, — начал объяснять Вик. — Ты должен обязательно назваться каким-нибудь индейским именем — так гораздо интереснее.
— А, вот оно что… — промямлил Джон, не выказывая никакого интереса. — Я… я еще не думал об этом.
— Хочешь, мы тебе придумаем? — тотчас же вызвался Вик. — У нас папа — мастер на такие выдумки… Па, придумай Майнарду красивое индейское прозвище, — обратился он к отцу.
Старший Квинси бросил взгляд на скучающую физиономию Джона, потом незаметно подмигнул сыновьям.
— Прозвище молодому джентльмену? — сказал он. — Что же, можно придумать.
Квинси сделал вид, что задумался.
— Кажется, нашел, — заявил он спустя минуту. — Долгий Зевок — вот что я предлагаю. Как, подойдет? — И он рассмеялся.
Сыновья вторили ему, хохоча во все горло:
— Долгий Зевок, вот это здорово! Молодец, па, сразу подметил! Ха-ха-ха! Долгий Зевок!
Джон немного растерянно поглядывал на них.
— Это действительно остроумно, — сказал он, неуверенно улыбаясь. — Кажется, я действительно постоянно зеваю. Можно мне к вам в компанию? А то я все один да один, никто меня не берет с собой. — И он так грустно заглянул в глаза Квинси старшего, что тот невольно почувствовал жалость к великолепному вождю.
— Ну конечно, идем с нами, парень, — сказал он. — Ведь ты из нашего индейского племени, а племя должно держаться вместе.
Джон Майнард так обрадовался, что его вялость и сонный вид вдруг исчезли.
