— Не забуду, папа, — пропищал из машины Лейстер, возясь со шлемом.
Мэрфи с сиденья своего «Скакуна» высокомерно поглядывал на окружающих.
Его менеджер — Дик — что-то оживленно нашептывал ему, и Мэрфи время от времени кивал, косясь в сторону Чарли, спокойно сидевшего в своей машине.
Снова раздался пистолетный выстрел. Опора опустилась, и освобожденные машины одновременно скользнули на полотно шоссе. Все сильнее набирая скорость, они покатились вниз по холму Надежды, окаймленному по обеим сторонам густым барьером зрителей и болельщиков.
— Пошли! Пошли! — заколыхалась, забурлила толпа. — Давай, давай!
— Не надо! Погодите! Чарли, Чарли, вернись! — раздался отчаянный вопль.
Но он тотчас же потонул в общем крике болельщиков, старавшихся подогреть своих любимцев. Все взгляды были устремлены на три движущиеся точки. И, когда к опустевшему помосту вырвалась вся измятая, растрепанная девочка с апельсиновыми кудряшками, она нашла там только меланхолического метельщика, который собирал в кучу. билеты, конфетные обертки и разный мусор. Все, кто не находился на трибунах, устремились вниз, к финишу, чтобы увидеть самый интересный момент гонок.
— Поздно! — простонала девочка. — Опоздала! — И она уселась прямо на землю, не обращая внимания на кучи мусора. — Что теперь будет? Что будет?
— Может, ничего еще и не случится. Может, обойдется.
Над девочкой склонился молодой мулат в индейских, вышитых бисером мокасинах — все, что осталось у Джона Майнарда от его великолепного костюма индейского вождя. Где он позабыл свой величественный головной убор, трубку и пояс, он и сам не знал в этот утомительный и тревожный день. Да и не до того ему сейчас было!
Он тронул Кэт за плечо:
— Не огорчайся так. Ведь ты не виновата, ты старалась поспеть вовремя, я знаю.
— Да, да, я так старалась, я так спешила! — Кэт закрыла лицо руками, и слезы заструились у нее между пальцами. — Мама сидела надо мной, как ча…часовой. — Она окончательно расплакалась.
— Пойдем вниз. В случае чего, мы побежим к нему на помощь, — сказал Джон и тихонько потянул девочку за собой.
Кэт послушно встала, и они побежали вниз, туда, откуда глухо, приливами, доносились смутные крики:
— Да-вай! Ско-рей! Ско-рей!
А в это время тот, кто был причиной всех этих тревог, и не подозревал о грозящей ему опасности. Он видел перед собой только одну цель — белый шнурок финиша, которого надо достигнуть.
Едва машина его получила свободу и пришла в движение, Чарли, чтобы разогнать ее, начал раскачиваться на сиденье, как на качелях. Мэрфи и Лейстер прибегли к тому же способу. На первом отрезке пути все три машины шли вровень. Затем вперед начала постепенно выдвигаться машина Лейстера. Несмотря на то что Чарли знал: автомобиль Лейстера легче и поэтому быстрее разгоняется, смотреть на это было неприятно, и мальчик начал невольно волноваться.
«Чепуха! Не надо об этом думать. Надо думать только о дороге», — говорил себе Чарли.
Все быстрее и быстрее идет автомобиль. Чарли перестает раскачиваться и опускается как можно ниже на сиденье: надо уменьшить лобовое сопротивление. Теперь, когда его глаза на одном уровне с капотом «Свирели», Чарли уже не может следить за дорогой перед собой, да это и не нужно. Сквозь руль он ясно видит уходящую вниз среднюю дорожку, похожую на рельсы из-за окаймляющих ее белых линий, толпу на обочинах и там, дальше, заветную арку финиша. Втянуть голову в плечи, сжаться еще больше! Все внимание — вперед!
«Она сказала, что будет думать. Она, наверно, где-нибудь здесь. Стоит, смотрит, может быть, тоже волнуется…»
Ура, отстал Мэрфи! Чарли не может обернуться, но, по его расчетам, Мэрфи находится метрах в десяти позади. Он косится вправо: кажется, и Лейстер начинает отставать. Ветер слегка посвистывает в ушах. «Километров тридцать в час», — быстро отмечает про себя мальчик. Пневматические шины легко несут «Свирель», делают незаметными мелкие камешки и выбоины. «О милая, дорогая, еще, еще прибавь ходу!» — тихонько бормочет Чарли. И, точно услышав его мольбу, «Свирель» все ускоряет ход. Держать дорогу, не вилять — вот в чем теперь главная задача. А ветер уже свистит в ушах, и Чарли мельком отмечает, что машина идет со скоростью сорока километров в час.
— Да-вай! И-ди! Ско-рей! — доносит ветер крики зрителей.
«Молодец, моя „Свирелька“, молодец!» — с нежностью шепчет Чарли. Лицо его горит от ветра, губы пересохли. Уже ближе, ближе арка, можно разглядеть даже белый шнурок. Лейстера не видно. Значит, победитель он — Чарли! Нет, нет, еще рано думать об этом, еще далеко лента финиша!
Резкий толчок в переднее колесо. Дернулся руль. Черт, камень! Не могли очистить как следует дорожку!
Но что же это? Машина, вильнувшая от толчка, не хочет вернуться к бровке. Чарли напрасно вертит руль влево: «Свирель» продолжает забирать в правую сторону. Спокойно, спокойно, только не волноваться. Потеряно управление?
«Свирель» неотвратимо приближается к белой черте.
— Эй, парень, куда ты! Куда лезешь! Езжай по своей! — слышит Чарли.
Это ему кричат, даже грозят кулаками. Там еще ничего не понимают.
Ох, как пересохли губы, как хочется пить! Чарли все крепче вцепляется в руль. «Свирель» уже пересекла белую черту и теперь несется по правой дорожке впереди первого номера, на котором сидит ни жив ни мертв от страха Лейстер Скалли. Он тоже ничего не понимает, но смертельно боится и уже кричит и вопит, чтобы его услышали и выручили. Чарли не слышит этого вопля, ветер свистит со всей силой в его ушах. Спокойно, спокойно, только не волноваться!
— Мальчик!.. Мальчик мой!..
Кто это поднимает темные руки? Кто понял там, в толпе, что мальчику грозит смертельная опасность?
Спокойно, спокойно, спо…
На всем ходу «Свирель» врезается в гранитный барьер шоссе, отскакивает от него и опрокидывается вверх колесами. Точно снаряд, пущенный из орудия, вылетает из нее гонщик и распластывается на асфальте.
Маленький Лейстер старается изо всех сил повернуть свою «Ласточку» влево, но его правое колесо задевает опрокинутую машину, и колесо это мгновенно отваливается. «Ласточка» чертит по асфальту широкую дугу и, почти уже остановившись, начинает вдруг медленно заваливаться набок. И так же медленно, словно раздумывая, из нее выпадает Лейстер Скалли.
Истошно воет сирена санитарной машины. Застывшие было, словно в столбняке, люди теперь прыгают через барьер и мчатся к месту аварии.
Одними из первых на шоссе оказываются темнокожая женщина и синеглазый менеджер Чарли.
— Ничего, вы не бойтесь, это ничего. Он жив, мэм, уверяю вас, он жив, — бормочет Василь, и неизвестно, кого хочет он успокоить — мать друга или самого себя.
— Лейстер! Лейстер! — взывает высокий джентльмен, потеряв на бегу золотые очки.
За ним по пятам бежит кудрявая девочка с орехово-смуглым, а теперь серым от ужаса лицом.
— Неужели моя собачка не сохранила его? — бормочет она и торопит вторую девочку: — Скорей, скорей! Может, мы еще спасем его!
Но эта вторая вдруг останавливается, откидывает со лба медные пряди и говорит жалобно и решительно:
— О нет, Нэнси, я не могу идти туда… Нет, не тащи меня… Я… я боюсь крови… А там будет кровь, я знаю…
32. Опять записная книжка
С тех пор как мы заглядывали в эту книжку, она еще больше истрепалась и распухла от разных записей и вкладок. И на этот раз в ней лежит какая-то бумажка, сложенная вчетверо, которую нам очень хочется развернуть.
«Заключение экспертной комиссии по делу об аварии, имевшей место на гонках
