«Нахтигаль»[27] я не нашел, хотя на одни только объявления в газетах истратил 47 марок 35 пфенингов.
Меня ты должен помнить. Я — «Длинный Хуби» — Хуберт Баумгартнер, ефрейтор первой роты. С тобой мы участвовали в операции «Возмездие» — выковыривали из теплых постелей интеллигентов во Львове.
В двух словах о себе. В плен я сдался «индюкам». Янки со мной не очень церемонились, но вышел я по чистой после того как помог одному офицеру выгодно продать крупную партию медикаментов. Теперь у меня своя аптека в Гамбурге. Верь, дорогой Фриц, — все уладилось. Пережитое даже во сне не приходит. Теперь, как никогда, я понимаю мудрость твоего девиза: «Через прошлое — к будущему!»
Мы сколачиваем союз ветеранов «Нахтигаля». Обратной почтой переведи 5 марок вступительных и следи за газетой бывших фронтовиков. Мы скоро соберемся за кружкой пива в Мюнхене. Итак, жду перевода и письма. С фронтовым приветом и «Через прошлое — к будущему!» — Твой Хуберт».
Фриц Мюллер перечитал письмо, стряхнул с сигареты валик пепла и жадно затянулся.
«Ловкач, этот Хуберт! Переведи ему 5 марок! И это только вступительные!»
«Длинный Хуби» и его письмо напомнили Фрицу победный марш по безлюдному, притаившемуся Львову. Батальон «Нахтигаль» — оправдал доверие руководства СС!
Фриц Мюллер встал, энергично потянулся и зашагал по кабинету. Можно ли забыть пьянящее чувство всесильной власти над этими недочеловеками — славянами? Эти «унтерменши» узнали, что такое «Нахтигаль!» Тщетно пытались они поколебать волю испытанных «соловьев» позерским хладнокровием перед казнью и гнусными большевистскими выкриками… «Нахтигаль» вел на страх врагам батальонный фюрер Теодор Оберлендер!
Мысли Мюллера переносятся к событиям, заставившим Оберлендера подать в отставку. Газеты пестрели тогда требованиями замаскированных коммунистов удалить Аденауэра из дворца Шаумбург… «Пусть старый Конрад займется лучше своими розами!»
— Розы.„Розы… повторял Фриц Мюллер. Это увлечение Конрада Аденауэра — общеизвестно. Но старик уже в могиле, а нам бы такие розы, какие выращивал Хоппе!
…Случилось это на совещании у гаулейтера Восточной Пруссии Альберта Форстера. Большие, яркие стояли розы в хрустальной вазе на сером ящике штабной рации, рядом с письменным столом, гаулейтера. Свет люстры играл на хитросплетениях граней и узоров вазы и в то же время подчеркивал густоту цвета роз.
В мрачной, по-военному строгой обстановке кабинета розы могли казаться причудой гаулейтера. Дважды в течение своего выступления Форстер вставал, не прекращая речи, подходил к вазе, осторожно касался бахромы лепестков. Героем дня у гаулейтера стал комендант концлагеря Штутгоф-штурмбанфюрер Хоппе. Фриц Мюллер стал свидетелем такого разговора:
— Как удается тебе выращивать такие розы? — спросил Форстер.
— Очень просто, — с улыбкой ответил Хоппе. — Нужно только знать, какое удобрение наиболее полезно розам и в каком поливе они нуждаются.
Заметив недоумение гаулейтера, Хоппе торжествующе оглянул собравшихся и с той же улыбкой пояснил, что удобрялись розы пеплом узников, сожженных в крематории, а поливались, — Хоппе выдержал эффектную паузу, — поливались человеческой кровью…
* * *
Фриц Мюллер оторвался от воспоминаний и пробурчал, в диктофон: «Перевести Хуберту Баумгартнеру 5 марок».
ПИСЬМО ДАЛЕКОГО ДРУГА
Одна из великих сил мира — дружба людей.
Старый год доживал последнюю неделю, когда я получил письмо, вызвавшее воспоминания о короткой, но многозначительной встрече.
«Мой далекий советский друг! Я долго молчал, но сейчас, в канун Нового года посылаю это письмо и, к сожалению, с печальной вестью…»
Письмо было из Италии. Писал Луиджи Фабиано- бывший боец антифашистского Сопротивления. Встретились мы с ним… Впрочем, об этом расскажу дальше.
«Две недели тому назад, — продолжал Луиджи, — у меня на руках умер Эмилио… За его простым гробом шел весь наш поселок, много рабочих автомобильного завода, бывшие партизаны.
Что же случилось с Эмилио? Тяжелая болезнь? Нечастный случай?
О, нет, мой друг! Дважды он был тяжело ранен и унес в могилу осколок фашистского снаряда. Изведал ад гитлеровских концлагерей и был спасен вашими танкистами, — но недолго наслаждался свободой. Подорванный пережитым организм сдал, Эмилио заболел и, ты уже знаешь это, — ослеп.
Можно было позавидовать силе воли нашего друга. Даже слепым он остался в строю, активным солдатом нашей партии, настоящим коммунистом.
Так мог ли Эмилио оставаться дома, когда узнал с бомбе, взорванной в помещении районной секции Компартии. Эю же — дело неонаци!
В первом ряду демонстрации протеста шел Эмилио Я был рядом. Потом произошло непоправимое… На нас напали фашистские молодчики. Велосипедными цепями, железными прутьями, дубинками обрушились они, а… полиция — она помогала им!
Мы прикрыли Эмилио, хотели вывести его, но не сумели… Так попал он в больницу.
Чудом выжив в схватке с фашистами немецкими Эмилио погиб от рук фашистов отечественных, тех кто называет себя наследниками Муссолини… Да, история повторяется, дорогой мой друг! Тяжела потеря, но и сегодня мы повторяем наш боевой девиз: «Фашизм не пройдет!»
* * *
Теперь о знакомстве с Луиджи Фабиано. Произошло оно в Австрии, 20 июня 1947 года. В тот погожий солнечный день мы приехали в деревню Маутхаузен, расположенную на холмах недалеко от города, где кончалась советская и начиналась американская зона оккупации. Здесь предстояла официальная передача австрийскому правительству бывшего гитлеровского концлагеря Маутхаузен.
…Перед массивной, из бутового камня, стеной у ворот лагеря началась официальная церемония. Отныне Маутхаузен превращался в музей антифашизма.
Тяжело воскрешать в памяти все, что мы видели здесь переходя от крематория к гильотине, из подвалов, где совершались массовые казни к газовой камере, куда обреченные доверчиво шли думая, что идут в душевую…
Мы ступали по земле, где светлая сила человеческого духа все же не была сломлена черными силами варварства. Многострадальная эта земля хранила следы героического антифашистского Сопротивления. Нам показали братскую могилу семнадцати участников коммунистического подполья. Еще такие же могилы. Барак смертников. Здесь, ожидая дня казни, томились военнопленные — советские офицеры. Отсюда пробилось пламя восстания против палачей.
Сейчас в лагере царила тишина. И только пепел в застывших печах крематория, да бесконечные ряды крестов на огромном кладбище, напоминали о том, что творилось в Маутхаузене…
«Оставь надежду, сюда входящий»… — Подобной надписи не было у входа в этот ад, созданный человекоподобными для людей. Но те, кто остался в живых никогда не забудут зловещего предупреждения, которым встречали их в Маутхаузене: «Отсюда выхода нет. Отсюда вы вылетите в виде дыма из трубы крематория»…
