И нетакой Он: где нибудь будет стоять на тропинке в горах у моря или на Каменке (у часовни Своей) с посохом, с мешком (сухари, чай и стихи) за спиной — это и будет — памятник.
Это и приснится любимой — и может быть у стога свежого сена накошенных мечтаний о солнце.
Помнится Ему: белый домик, ограда церковная и месяц молодой, четкий.
И летит Поэт к счастью.
Я кончаю книгу и думаю о восковой свече — о кротости во имя Его перед иконостасом судьбы.
Меня осудят все — ивы, чье сердце чутко только для себя и немного для близких, — и вы, чья дружба ограничена и условна, — и вы — и даже вы — чья любовь гордо называется любовью.
И меня будут судить: ведь я сохранил Поэта до этой Книги, а теперь пусть Он — полетает — согреется.
Эхх — голова — голова.
Я еще огненнее верю: я молюсь о Его голове.
Только бы удержалась голова.
А судьи кто.
Ну ничего, пустяки, ненадо, трава.
Он летит и если увидит озеро счастья, и если будет надо — опустится.
Я желаю Ему творческого покоя.
Он кажется ищет успокоиться.
Я кончаю книгу — я устал работать, мне трудно писать, и писать, и видеть как мимо проходит жизнь, полная ошибок, сомнений, горений, борьбы, порывов
А где — Чудо.
В чем — Истина дней на земле.
Я незнаю.
Знает только Он — ведь Он так сейчас — эхх и мма и ну высоко.
Что вопросы Ему, когда Он — весь ответ, весь песня, весь любовь.
И весь Он — Чудо, великое Чудо.
И Чудо настолько, что сейчас я печатаю (а еще недавно я незнал буду ли печатать эту книгу о Нем) и мне неверится в расцветающее счастье: Он встретил чудесных друзей П. Е. и Н. Д. Филипповых и эти Трое основали книгоиздательство Китоврас.
И эти Трое чуют Великий Пролом, собирая Единую Стаю Гениев.
Перелётный крик Лебедя
Святая — кроткая — напевная — южная.
Зовно грустит в Камышах Поэт о Тебе, когда вечером видит на дне озера упавшие звезды.
Или это Глаза Ее изумрудные.
И глубина — глубина — глубина.
Ах, детка — любимая.
Ведь только Он знает, как надо подойти к изголовью кровати Твоей, чтобы уходя — улетая в ночь оставить Тебе тихую теплую сказку — как свет лампады в углу у икон.
Он с тобой — в Единой Душе.
Он — рыцарь истинный.
Это Он в печном Завтра — когда приходил вечерами в гости — видел в картине Георгия Якулова призрак Лебедя, — склоненную голову в грустинной изгибности.
Один — потомучто и полон любви, и полетов, и песен, и встреч.
Это — горсточка из океана трепетного созерцанья. А я — что я.
Пастух поющий на свирели Его Поэмию о Соловье. Поющий в глубокой комнате Прасковьи Ефимовны.
(Сейчас я вспомнил вечер на Каменке весной: хоркают вальдшнепы — поют соловьи, а я лежу у окна в часовне своей тишины — в соснах — и звездно мечтаю о друзьях — где, кто, зачем).
Может быть ненадо томиться так о друзьях — тогда скажите мне.
Детка, детка.
Я — Мудрец — я от Мира, но я-Ребенок — я кем то оставлен.
У меня большие аквамариновые крылья Лебедя.
И утренние дороги — подруги мои.
И я — к Тебе, и я — к Тебе.
Ты — святая для бога Его.
Тебе он отдал ветку с поляны горноуральской рощи чудесных Дней — Тебе посвятил эту Книгу с благословеньем на Великий Пролом — Тебе кротко — по океански сказал:
Где то плывут корабли.
Детка.
В Крыму — в Ялте — когда все мы — рыцари Духами открыватели стран — мы фантазеры — все соберемся в Единую Семью для Творчества — нам всем будет мудросолнечновеликопроломно.
Послушай еще:
