морду.
Даллас побежал, ругаясь всякий раз, когда нога соскальзывала чуть глубже под воду. Наконец он выбрался на другой берег, мокрый по самые бедра.
— Не двигайся! — крикнул он, бросаясь к Рей. — Он редко кусается. Стой спокойно, и все. Сидеть, Волк! Лежать, Волк! Смирно, Волк!
Когда он подбежал к Волку, то увидел, что девушка чешет докучливого пса между ушей, восхищаясь его подношением: ее грязной туфлей, оставшейся на берегу со вчерашнего вечера.
Она взяла туфлю.
Волк поднял лапу, напрашиваясь на дружеское рукопожатие.
Даллас скрестил руки на груди и пронзительно свистнул.
— Хороший пес, — сказала Рей, продолжая почесывать Волка. — Ты, кажется, говорил, что он ненавидит женщин?
— Он трус. Одно неверное движение — и он покажет всю свою подлую сущность. Но он хорошо обучен. Я водил его на дрессировку. Дважды.
— Ага. — Рей пожала огромную лапу Волка. — Ну что, мальчик? Я бы с удовольствием осталась с тобой поиграть, но меня ждут дела.
— Какие дела? — поинтересовался Даллас.
Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд, снимая с плеча сумочку.
Волк принес туфлю, которую Рей снова бросила, и сел у ног девушки, глядя на нее снизу вверх с нескрываемым обожанием в больших черных глазах.
— Какие у тебя дела, Рей? — настаивал Даллас.
Щеки ее порозовели. Она не ответила, сделав вид, что собирается уходить.
— Мне очень жаль, что у меня возник к тебе мужской интерес. — Даллас стиснул зубы. Какого черта он это сказал?
Лицо Рей сделалось пунцовым. Сегодня она была в нежно-зеленом платье того же насыщенного цвета, что и ее глаза, и в сандалиях. Волосы были скручены и убраны в пучок, который делал ее чуть старше. Теперь она выглядела почти на свои двадцать семь лет.
— Эй, — он сунул руки в карманы джинсов, — я не так выразился. Я хотел сказать: мне жаль, что я поддался своему сексуальному влечению. — Вот, теперь хорошо.
Она принялась рыться в своей сумочке, щеки продолжали наливаться краской.
— Ты хочешь со мной поговорить? — спросила Рей и достала ключи от машины.
— Я как раз и пытаюсь завести разговор. Она взглянула на свой джип.
— Так что у тебя за дела? Опять будешь совать свой нос в мой семейный бизнес?
— Нет, сегодня не буду. — Она наконец-то встретилась с ним взглядом. — Во всяком случае, утром. Днем — может быть.
— Не нужно надо мной насмехаться.
— Я отвечаю на твой вопрос, хотя и не обязана это делать.
— Обязана.
Она снова закинула сумочку на плечо.
— Опять двадцать пять! Хватит. Если ты можешь доказать мою вину — докажи. Если же нет, прекрати мне угрожать. Я тебя не боюсь, Даллас Келхаун.
Ее веки опять затрепетали и опустились.
— То, что было вчера ночью… — Он тронул ее за плечо. К его разочарованию, она вздрогнула. — Это произошло случайно. Я хотел с тобой поговорить. Сделать так, чтобы ты поняла.
— Ты хотел заставить меня плясать под свою дудку. Тебе нужно, чтобы я уехала. Отдала тебе то, чего у меня нет, и уехала.
— Ты думала над моим предложением?
Густые ресницы резко вспорхнули вверх, зеленые глаза сузились.
— Я, наверное, не так тебя поняла. Ведь ты говоришь не о… Да нет, конечно, об этом. А впрочем, я не могу тебя винить. После того, что между нами было, вполне естественно, что ты считаешь меня просто подстилкой.
— Не надо так говорить.
Казалось бы, какая разница? Но ему было важно, чтобы она думала иначе.
Меньше всего он ожидал сейчас, что Рей развернется и убежит в дом. Но именно так она и поступила.
Волк побежал за ней, стал скрестись в дверь и скулить, держа в зубах ее старую туфлю.
«Мы с собакой одинаково чувствуем», — с удивлением отметил Даллас, подошел к двери и опустил голову, соображая, что делать дальше.
— Рей? — Он легко толкнул дверь, и она распахнулась.
Рей сидела в старом, обитом ситцем кресле лицом к двери, боком, поджав под себя ноги.
— Нам надо поговорить, — сказала она, — а потом ты оставишь меня в покое.
— Да.
— Я чувствую себя неловко. Даллас кивнул.
— Наверное, это из-за секса, — предположил он, — секс делает человека беспомощным.
— Я не… — Она покачала головой. — Этого не должно было случиться.
— Конечно.
— Я должна была тебя остановить.
— Это было бы нелегко.
— Ты бы остановился, если бы я проявила твердость. «Наверное», — подумал он.
— Остановился бы? — спросила Рей.
Сказать даме, что они занимались любовью исключительно по ее инициативе, — это не по- джентльменски.
— Да или нет? — настаивала она.
Даллас прошел по комнате и опустился в кресло, стоявшее рядом с ней. Он вытянул ноги и посмотрел прямо перед собой — на компьютер, который уже видел вчера вечером, и стопку бумаг.
— Даллас…
— Я был ужасно настойчив.
— Да.
Вот тебе и джентльменский подход!
— Но я бы, наверное, остановился, если бы ты ясно дала мне понять, что хочешь этого.
— Ты считаешь меня подстилкой?
— Нет, не считаю.
Она использовала секс, чтобы добиться своей цели, и вряд ли теперь мучилась угрызениями совести.
— Нет, считаешь. Мы… словом, то, что у нас было, — это ведь не…
— Что «не»?
Краем глаза Даллас видел, что она села на другой бок.
— Что «не»? — повторил он.
— Черт… Ну, это не какое-то там легкое развлечение? Легкое развлечение?
— Кратковременный роман?
— Вроде того.
— «Потрахались и разбежались» — ты это имеешь в виду?
— Это мальчишество.
— Что мальчишество?
— Твое гадкое выражение. Он присвистнул.
— Ты первая затеяла этот разговор. Тебе никак не удавалось охарактеризовать нашу любовную близость, я хотел тебе помочь.
— «Потрахались и разбежались»? Ну спасибо, помог.
— Послушай, я не слишком силен в выборе слов.
