– Я не ребенок, Тобиас. И я живу не одна.
На какое-то мгновение он оторопел.
– Не одна? – Он пристально разглядывал ее. – С кем же ты живешь?
– Следующий вопрос? – спокойно спросила она. Если она живет с мужчиной, он проиграл.
– Ты должна запирать входную дверь и дверь на улицу.
– Переговорное устройство не работает.
Он на секунду задумался.
– Тогда почини его. А еще лучше, выбирайся из этой обваливающейся груды камней.
– Мне нравится эта груда камней. Я люблю ее. – Краска слегка выступила на ее щеках. – Я на самом деле люблю этот дом. Если бы мне предложили выбирать из всех домов мира, я все равно выбрала бы именно его. Я не собираюсь и никогда не собиралась уезжать с площади Пионер, и я устала от людей, советующих мне…
– Ладно, ладно, – он поднял обе руки. – Я все понял.
– Это великолепный образец недвижимости, – продолжала она, как будто не слыша его. – Ты хотя бы представляешь, сколько он стоит?
– Да, конечно, – как ведущий застройщик в Сиэтле, он должен был знать это лучше, чем кто-либо другой.
– Тысячи людей не раздумывая заплатили бы хорошие деньги, чтобы приобрести два этажа и сад на крыше дома прямо посередине площади Пионер. И я никогда отсюда не уеду.
– Хорошо.
– Тебя никто не приглашал сюда, Тобиас.
Странно, она ведь называла его по имени сотни раз, при том он никак не мог вспомнить, как это имя раньше звучало в ее исполнении.
– Меня, может, и не приглашали, но ты еще обрадуешься, что я пришел.
– Сомневаюсь в этом.
– Поверь мне.
Она недоверчиво взглянула на него, затем, взяв с полки под верстаком кусок тонкого фетра, накрыла им свою работу.
– Я стараюсь не быть грубой, – сказала она, вытирая руки о тряпку и проходя на середину комнаты со стенами из красного кирпича. – Ты был беспокойным малышом и довольно противным мальчишкой. Потом ты стал заносчивым подростком, потом – надменным молодым человеком. Я могла бы продолжить, но не буду. Мы оба знаем, что у тебя от меня не много секретов.
Тобиас беззвучно свистнул и посмотрел на темные деревянные балки, поддерживающие сводчатый потолок, отделанный кедровыми досками.
– Я не доверяю тебе, – сказала Перис. – И ты мне не нравишься. Не стоило приходить сюда, и ты знаешь об этом. Пожалуйста, уходи.
Тобиас засунул руки в карманы и покачался на носках. Он уже обдумывал все возможные способы выхода из тупика, в котором оказался, и все они не срабатывали – кроме одного. Он должен был получить поддержку Перис Делайт, и получить прямо сейчас. Без этого его ожидала перспектива потерять огромную сумму денег, и это было еще не самое худшее. Его репутацию после всего можно было бы просто спустить в туалет.
– Пожалуйста, иди…
– Мне нужна твоя помощь, – прямо сказал он. – Вот почему я пришел. Попросить тебя помочь мне.
Она стояла теперь рядом с ним. Ее макушка была на уровне его губ. Метр семьдесят, или даже метр семьдесят пять. Но у нее была тонкая кость, и, в сочетании с полупрозрачной бледной кожей и немигающими глубокими голубыми глазами, бесформенное легкое платье, вроде драпировки, делало ее похожей на какого-то духа или призрак.
– Ты поможешь мне? – спросил он и дотронулся до ее руки.
Она отшатнулась.
– Слишком поздно.
Ответ поразил его. Каким образом она могла узнать, если только… Черт, старик уже повидался с ней.
– Послушай, я знаю, что тебе могли рассказать обо мне, но это неправда. Совершенная неправда.
– Ха! – сказала она. Никакое другое слово не передало бы столько презрения. – У тебя отличная выдержка.
– Я не люблю упрашивать, – честно сказал он. – Но я прошу, если ты этого хочешь.
– Я хочу, чтобы ты ушел. Мужчины вроде тебя заставляют меня нервничать.
Он заставляет ее нервничать?
– Но я честный человек.
– Ха!
Черт побери!
Перис подошла к креслу-качалке из переплетенных ивовых прутьев и уселась в него. Отталкиваясь босыми ногами, она принялась раскачиваться, не сводя с него темного пристального взгляда.
– Ноги себе занозишь, – рассеянно заметил он. Так просто ей не отделаться от него. – Надо носить туфли.
Кресло закачалось еще сильнее.
Тобиас вытащил табуретку из-под низкого квадратного стола и сел напротив Перис.
– Дай мне шанс. Это все, о чем я прошу. Позволь мне объяснить положение вещей с моей точки зрения, а затем реши, дать ли мне шанс доказать, что я не какое-то чудовище.
– Тебе нужно лечиться. Таким людям, как ты, можно помочь, если они сами действительно захотят этого.
– Что? – Что бы ни произошло, он не должен терять голову или выходить из себя. – Чем именно мне может помочь лечение?
Старику Делайту придется заткнуть глотку.
– Есть разница между… между страстной увлеченностью и безумным желанием… обладать.
Странно было слышать такие слова, произносимые женщиной, чья температура была близка к точке замерзания.
– Я страстный человек, – сказал он. – Когда я решаю добиться чего-либо, это становится моей страстью. Я бы не назвал это безумием.
Перис перестала раскачиваться и зацепилась одной ногой за лодыжку другой.
– Когда мужчина продолжает… продолжает навязывать себя там, где ему ясно дали понять, что он не желателен, это ненормально. Подавить слабого, чтобы удовлетворить огромный… огромный аппетит, это… это неправильно, в конце концов, и ничего другого я здесь не вижу.
– Ты все не так поняла.
– Я поняла все именно так. Я узнала это от человека, которому лучше знать.
Попс Делайт. Черт! Этот старый ублюдок отравил ее ум. Это также значило, что он мог быть виноват в слухах, которые начали распространяться – пока еще осторожно – в деловых кругах Сиэтла.
– Перис, только послушай меня. Я…
– Нет. Нет, я не могу слушать тебя. Я ставлю верность семье прежде всего в моей жизни. И не намерена изменять этому принципу.
Очевидно, Перис не чувствовала опасности, даже когда она подходила совсем близко.
– А ты продолжаешь грубить.
Она слегка покачала головой.
– Ты все такой же самонадеянный. Думаешь, если ты имеешь какой-то вес в этом городе, то можешь помыкать людьми вроде меня – или моей семьи.
– Твоя семья и моя начинали вместе. Наши деды были партнерами.
– Но они не остались партнерами, правда? – Ее ноздри раздулись. – К тому времени, когда твой дед умер, они не разговаривали несколько лет.
– Потому что твой дед был, да и остался ревнивым, упрямым… – Он сжал зубы, но понял, что
