закрыта на цепочку. Потом закрыл дверь, снял цепочку и отступил в сторону, давая Синтии пройти. – Кто знает, что ты здесь?
– Никто. – Дверь хлопнула так, что Синтия вздрогнула. – Ты что, забыл, никто и не знает, что у тебя есть эта студия. – Синтия-то помнила. Она платила за аренду, потому что бездарный художник, который ненавидел работать барменом, мог оказать ей услугу, в которой она нуждалась. Выражение его лица не изменилось:
– Ты опоздала.
– Мне нелегко было уйти.
– Ты была с ним?
– Я там не была целую неделю, – сказала ему Синтия. – Найджел раздражается, если… Ну, ты меня понял. Он привык… ко мне.
– Я и кучки дерьма не дам, если у него конец отвалится. Тебе кое-что от меня нужно. Можешь получить. Но не раньше, чем я получу то, что мне надо. Все, что мне надо.
– Сделаешь? – Она стояла близко от него, проводя ногтем по его голым плечам. В одних джинсах он выглядел привлекательно и приятно воздействовал на некоторые части ее тела. Единственной мебелью в мансарде была кровать с голым матрасом на ней. Может быть, они воспользуются ею, а может и нет. Синтия спросила:
– Конни, ты не передумал? Ты будешь готов, когда я скажу «пора»?
Он не сделал никакого движения – не дотронулся до нее, но и не отшатнулся от ее прикосновений.
– Вероятно.
– Ты же говорил, что точно.
– А ты обещала, что сделаешь сначала то, что я хочу. Кое-что особое.
Синтия улыбнулась.
– А я и собираюсь. Скажи, что ты хочешь, и я сделаю. – Она припозднилась, не была у Конни целых две недели. Сексом занималась только с Найджелом, но сегодня ей очень хотелось, а Найджел не любил повторных представлений. Найджелу было очень важно хорошо работать у Тобиаса. Не менее важно это было и для Синтии, но бедный мальчик не привык каждый день ходить на работу и страшно уставал.
С ненарочитой грацией Конрад пересек мансарду, не сводя с Синтии своих черных глаз – с ее лица, груди, ног, демонстративно избегая ее, но не уходя совсем; он нашарил выключатель и включил цепочку светильников.
Мужчины-европейцы очень возбуждали Синтию. Происхождение Конрада проглядывало в чертах его чувственного, красивого лица, в оливковом цвете кожи.
Он призывно махнул ей рукой.
Синтия не двинулась.
– Хочешь? Подойди и возьми, любовь моя. – Может быть, сегодня это сработает; может быть, сегодня он переменит тактику.
– Ты же знаешь, что мне нравится, – сказал он ей. Синтия пожала плечами и подошла к мольберту, на котором была укреплена незаконченная картина.
– Что это?
– Скажу, когда заплатишь.
Синтия, повернув голову, разглядывала цветок черных теней, распустившийся на синем фоне.
– Тебе нравится, что я плачу за секс с тобой?
– Ты платишь за картины.
Картины служили оправданием для денег, которые она ему давала. Он хвастал, что его картины становятся все популярнее. Произведения, покинувшие эту студию, находили приют в чулане в квартире у Синтии. За деньги покупался секс, составлявший наиболее приятную часть их встреч. Конрад отвлекся от разглядывания Синтии, обратив внимание на подсветку, разглядывая, как освещен большой кусок чистого холста, прикрепленный к единственной стене правильной формы в мансарде. Потолок и четыре окна в нем, повторяя изгиб крыши, под острым углом опускались вниз. Большая часть пола была застелена брезентом.
– Слишком большой, – сказала Синтия про холст, – Мне некуда его деть. – Вся кладовка была уже забита его работами.
– Эту я уже продал.
Синтия пересекла пространство между ними и взяла его за руку.
– Кому? – В ней проснулась ревность. – Я тобой владею.
Конрад посмотрел на ее руку и сказал:
– Мадам, вы арендуете меня. К тому же вас давно не было. У Найджела свои проблемы, у меня – свои.
– Я звонила.
– И вот ты здесь…
– Ты сделаешь то, что мне нужно?
– Опять? – Он снял ее ладонь со своего плеча и прижал к паху. – Сегодня тебе придется меня в этом убедить.
У него там было много, но, черт, он еще не был готов. Синтия изогнула губы в слабой улыбке и сжала его член.
– Я уговорю тебя. Сначала обещай мне – ты не двинешься с места, пока я не скажу тебе, что уже пора.
Он ничуть не переменился в лице, когда ответил:
– Мадам, вы уже отдаете приказы…
В душе Синтии зашевелился страх.
– Скажи же, – до нужного времени ничего не должно произойти.
Два больших и совершенно неожиданных препятствия на пути исполнения ее плана повергли Синтию в панику. Теперь она поняла, как использовать эти препятствия в своих интересах. Ей нужен был Конрад, но Конрад, которым легко можно было бы управлять.
– Синтия, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. На этот раз несколько разных вещей.
Синтия вздрогнула от нехорошего предчувствия.
– Так и быть.
Его ноздри раздулись.
– Для начала раздень меня, детка.
Она едва удержалась, чтобы не сказать ему, что и так всегда раздевает его.
– С удовольствием. – Она расстегнула ему джинсы. Его невероятный самоконтроль был частью представления. Усилием воли он вызывал полную эрекцию и мог качаться на Синтии часами, не кончая, пока она не начинала молить о пощаде, потом оставлял ее, едва переводящую дух, и скрывался в ванной, чтобы принять душ.
Хоть бы раз ей увидеть, как он отдает то, что хотел сохранить для одного себя!
Его ягодицы были твердыми, как мрамор. Нисколько не упругие. Синтия медленно стянула с него джинсы, поглаживая ягодицы, твердые бедра и икры. Она отбросила джинсы в сторону, запустила большие пальцы поглубже в пах и, сомкнув ладони вокруг его мошонки, приникла к ней губами.
Он тут же возбудился и на несколько секунд потерял над собой контроль. Когда же головка пениса проникла глубоко в рот Синтии, он отодвинулся.
– Встань, – взяв ее за ворот платья, он потянул и одежда затрещала по швам. Синтия попыталась оттолкнуть его руку.
– Ты порвешь мне платье.
– Новое купишь. – Он разодрал лиф на две части. – А я думал, ты этого хотела. Ты разве не говорила, что я никогда не злюсь?
Синтия посмотрела в его лихорадочно блестящие глаза и почувствовала сладостный страх.
Следующим рывком он разодрал лифчик, который она надевала, чтобы доставить ему удовольствие. Ее груди выскочили из чашечек. Конрад рассмеялся, а Синтия ощутила, как внутри у нее все стало мокрым.
