Пятнадцать минут шестого – а обесцвеченные волосы Киттен тщательно уложены, волосок к волоску. Бархатный розовый ободок едва касается этого произведения искусства.
– Ты прекрасно выглядишь, мама.
– Почему слова, которые в устах других людей звучат как комплимент, в твоих кажутся обвинением?
– Хочешь кофе?
«Пожалуйста, скажи “нет”».
– Пожалуй, да. Из-за тебя я в эту ночь почти не сомкнула глаз. Скажи спасибо, что сейчас перед тобой стою я, а не твой отец. Он бы не стал деликатничать.
Блисс достала из шкафа чашки и поставила их на стол.
– Сейчас довольно рано, – проговорила она, – слишком рано, чтобы выслушивать твои крики и обвинения.
– О, Блисс. – Сидевшая на стуле Киттен обмякла, словно тряпичная кукла. Театральным жестом прикрыла лицо, стараясь не испортить макияж. – Блисс, как ты можешь разговаривать со мной таким тоном?! А ведь я столько для тебя сделала! Ты только берешь, только берешь… И ничего взамен.
– Мама…
– Образование. Все блага и возможности, которые мы предоставили тебе. И что мы просим взамен? Совсем немного. Внимание и уважение. Вот и все. Ты же знаешь, твой отец собирается баллотироваться в президенты. Для него сейчас настало очень ответственное время, дорогая. Мы с тобой должны забыть о себе, должны проявить самоотверженность. Прежде всего нам нужно думать о том, что хорошо для него, а потом уже о себе.
– Ты хочешь сказать, что всеобщее благо важнее нашего личного, верно? – спросила Блисс.
Киттен сжала кулаки.
– Если наш народ выберет великого человека, если выберет твоего отца, у нас будет лучший президент, чем мы заслуживаем.
– Это твое личное мнение…
– Себастьян Плато, – перебила Киттен. – Я здесь из-за него. Нет смысла ходить вокруг да около. Мы в ужасе от того, что говорят. Господи, Блисс… Вчера вечером твой отец был в охотничьем клубе, и Уолтер Дефанк поинтересовался, правда ли, что у тебя до сих пор роман с «этим парнем Плато». Можешь себе представить состояние твоего отца? Стыд какой…
Блисс едва не выронила чашку.
– До сих пор?
– О, я обо всем знала, – спохватилась Киттен. – В общих чертах. Ты познакомилась с ним в той ужасной школе, которую так хотела посещать.
Блисс ужасно захотелось разбить чашку вдребезги, но она сдержалась и поставила ее на стол.
– Вы с папой сами выбирали для меня школы. Выбирали, руководствуясь собственными соображениями и целями.
– Как ты можешь!
– Могу, потому что это правда. Вы оба решили, что папиным избирателям очень понравится, если его дочка будет учиться в обычной школе. Это давало ему возможность стать лидером какого-нибудь общества активистов, я же сгорала от стыда из-за его грандиозных подарков или торжественных речей. А ты с удовольствием играла роль хозяйки в родительском комитете.
Киттен топнула ногой:
– Какая ты неблагодарная!
– Давай прекратим этот разговор, – предложила Блисс, – моя жизнь вас абсолютно не касается. Ты еще хочешь кофе?
Киттен махнула рукой:
– Мне уже все безразлично. Подумать только… Дочь-школьница спит с мужчинами.
– Я не спала с мужчинами, когда училась в школе.
Розовая сумочка ударилась о стол и соскользнула с него. Блисс успела подхватить ее, прежде чем она упала на пол.
– Самое большое разочарование в нашей жизни – это ты. Ты не оправдала наших надежд.
– Знаю, мама.
– А для чего ты столько училась? Растеряла все. – Киттен сделала движение рукой, как бы очерчивая круг. – Ну что это такое? Жалкая попытка изобразить видимость достойной жизни. Содержишь какой-то притон для так называемых художников, которые не в состоянии заработать себе на пропитание. Ты это делаешь намеренно. Чтобы заставить краснеть нас с Моррисом. А теперь я вдруг узнаю, что ты за нашими спинами встречалась с каким-то негодяем.
Блисс не собиралась обманывать мать.
– Это правда? – спросила Киттен.
– Себастьян Плато был моим другом, когда мы учились в школе. Очень близким и дорогим. Полагаю, не имеет смысла объяснять, кем он стал сейчас?
– Конечно же, я знаю… Он занимается деятельностью, которую твой отец не одобряет. Более того,
