уходил, а Эванджелина неизменно начинала плакать, желая, чтобы он никогда больше не пришел.
– Эванджелина! Пусть это будет нашей тайной – то маленькое утешение, которое мы можем доставить друг другу.
Маленькое утешение? Эванджелина вся трепетала.
– Я вас не понимаю...
– Вы позволите мне вас поцеловать?
Она не должна ему верить. Но если это облегчит ее задачу, она сделает то, что он просит. Подняв голову и увидев в его глазах отблеск свечи, она чуть слышно вскрикнула, но потом закрыла глаза, привстала на цыпочки и подставила губы.
Поцелуй оказался совсем не таким, как она ожидала. Это было нечто восхитительное. Приоткрыв рот, Эванджелина обняла Зебедию за шею. В ответ он обхватил руками ее бедра и прижал к себе. Почувствовав его возбуждение, Эванджелина отбросила всякую сдержанность. Она принялась самозабвенно его целовать, в голос всхлипывая, когда Зебедия сквозь тонкую ткань ночной рубашки прикусывал губами ее груди.
Тяжело дыша, он наконец выпрямился.
– Я хозяин своему слову. Я не стану просить у вас более того, что вы готовы мне дать.
В голове Эванджелины царила полная сумятица. Что он за человек? Возможно, его цели все-таки совпадают с целями Шервуда, но теперь все еще больше запуталось. То, что они испытывают друг к другу – пусть это даже чисто физическое влечение, – скоро может вновь властно заявить о себе. А вот сможет ли он в следующий раз придерживаться своих высоких принципов, о существовании которых она до сих пор и не подозревала? И что тогда?
– А если я не хочу, чтобы вы держали слово? Что, если я вас хочу?
Застонав, он снова принялся ее целовать. Она не вернется в Индию. Она будет жить в Лондоне, где никто не станет ожидать от нее монашеского поведения.
Зебедия вдруг замер.
– Молчите. Ни звука! – прошептал он на ухо Эванджели-не. – За дверью кто-то есть.
Она в страхе прильнула к нему. За дверью в самом деле послышался какой-то тихий звук.
– Мыши! – с ужасом сказала Эванджелина и еще теснее прижалась к Зебедии. – Я их не выношу.
В ответ он поднял ее на руки, но через секунду вновь опустил в кресло.
– Оставайтесь здесь.
Она боялась, что он оставит ее одну, но Зебедия сразу же вернулся, держа в руке листок бумаги.
– Подсунули под дверь, – коротко сказал он. Эванджелина обхватила себя руками за шею.
– Значит, кто-то знает, что мы здесь? О, что же нам делать? А если они нас подслушивали?
– Успокойтесь. Я должен это прочитать. – Быстро пробежав глазами текст, он сложил бумагу и сунул ее в карман. – Вам нужно сейчас же вернуться к себе и переодеться. Надо ехать.
– Ехать? – Она вскочила на ноги. – В такое время?
– Пожалуйста, делайте, что я прошу. По дороге я все объясню. Я пойду за экипажем.
– Но куда же мы едем?
Вздохнув, он снова достал бумагу и, развернув ее, прочел:
– «Приезжайте ко мне на Пиккадилли. Возьмите с собой леди Эванджелину...» – Замолчав, он поднял ее плащ. – Вам нужно соответственно одеться. Темная одежда не привлечет особого внимания.
– Но... кто это написал? И почему мы должны ехать?
– А вот почему. Тут сказано: «Ждите моего приезда – столько, сколько нужно». И подпись: «Шервуд Тримбл».
Глава 23
Чересчур свободная куртка свисала до самого пола, оттопыриваясь так, словно в ней лежало что-то тяжелое. Из-под куртки выглядывала маленькая и чрезвычайно грязная собачка.
– Садись, мой мальчик, – сказал Росс, попытавшись взять Хайдена за руку.
– Я спешу. Я просто принес вам кое-что. – Засунув собачку поглубже, он потянул полу куртки.
– Делай то, что тебе говорит его светлость, – сдавленным от напряжения голосом произнесла Финч. – Сейчас же сядь. И перестань душить эту милую собачку.
В ответ Хайден еще крепче прижал к себе животное.
– Это моя собака!
– Я с этим и не спорю, – сказала Финч. Взяв мальчика за руку, она почти силой подвела его к креслу у огня, которое только что сама освободила.
– Здесь плохо пахнет, мисс, – извиняющимся тоном проговорил Дженнингс. – Мальчику необходима помощь, но вам не стоит самой утруждаться.
– Ничего, я займусь этим, Дженнингс, – сказала Финч. – Мне нужна теплая вода и какая-нибудь одежда. И вода для собаки.
– Мне пришлось отпустить Финч, милорд, – с испуганным выражением лица сказал Хайден. – Ей стало
