плевать с высокой колокольни, хотя, если приспичит, попробовать можно.
Но вот твои семейные дела им по барабану. Бабушке твоей старенькой в инвалидной коляске до Дарема не доехать — ее проблемы.
Короче, отправили меня по тюрьмам кататься. Возвращаюсь сюда, смотрю — социальщик тот же. Ну, тут у меня, ясное дело, сразу до фига проблем обнаружилось…
Я как раз собирался насчет первого посещения договориться (покурить там, может, особое свидание выбить), а он меня сам вызывает. Так обрадовался, не мог дождаться, пока охранник уйдет.
— Ники!
— Мистер Маквикар!
— Зови меня просто Джим. Ники, я тут смотрел твои данные, ты, оказывается, на французскую газету подписан.
— Да, мистер Маквикар.
Пока не только что сигарету, даже чаю не предложил.
— То есть ты по-французски читаешь?
— Ну да. У меня, правда, зато с английским проблемы…
— Хм-м.
У него от возбуждения даже борода закудрявилась. Видимо, если ты по-французски читаешь, у тебя все проблемы еще в десять раз круче.
— Правда, читаешь по-французски?
— Ну ясен пень, читаю, а то зачем мне деньги-то на газеты переводить?
Между прочим, я во всех тюрьмах на «Л'Экип» подписывался. Дорого, конечно, зато газета нормальная. Как всего Уилбура Смита, Джеймса Клавелла и Дж. Ф. Ньюмена [13] пройдешь, надо газету нормальную, чтобы было что почитать. А там и весь наш футбол, и про другое тоже. Все на меня как на придурка смотрят, а мне плевать. Это лучше, чем в стенку смотреть.
— Но послушай, Ники! — А сам весь светится. — Тут же написано, что у тебя дислексия.
— Правильно, я еще и вегетарианец. Там во всех бумагах так написано. Дэ и вэ. Только это у меня в английском дислексия, а во французском нет.
Ну да. Я в каждой тюрьме, как привезут, сразу этот наборчик себе в анкету вписывал. Очень удобно. Раз вегетарианец, значит, можно ихнюю бурду не есть, строгим вегетарианцам еще лучше, только в некоторых тюрьмах их одними бобами кормят. Дислексия опять же, что не хочешь — не делаешь, типа неспособный. Тебя тут же обратно в крыло, как убогого. Даже если тебя где-нибудь застукают, куда тебе нельзя, просто говоришь, что табличку не смог прочитать. Это почти как при часовне работать: тоже божий человек. Эпилепсия тоже штука полезная. Как кто к тебе докапывается — закинулся и свободен. Правда, я сам пока не пробовал. Одно время народ все аллергиями увлекался.
— И что, это правда?
— Конечно.
— Значит, ты по-французски читаешь и в семье проблемы…
В тот раз мне даже клянчить не надо было: сам чаю налил и покурить дал.
— А где ты французский учил?
— В школе.
— А во Франции был?
— «Кале» знаете? Я там иногда героин беру. А так чаще в «Кэнви» хожу.
Тут ему что-то не понравилось, не то про героин, не про «Кэнви», и он стал возиться с чайником. Потом вдруг спрашивает:
— А твоя мама по-французски говорит?
Тут уже надо осторожно, а то дальше пойдет про отчима и про всю мою преступную жизнь. А я про нее уже в судебном отчете читал. И у Сименона тоже. Надо было его как-то отвлечь.
— Нет, она у меня ирландка.
Он аж пакетик в чашку уронил. Сели, я подымил не спеша. Он даже сам чуть было не закурил.
— Ники, а ты никогда не хотел это все записать? Это же настоящая семейная летопись, вся ваша история… сейчас это все у тебя в голове, а если это выписать, ты сам сможешь лучше в себе разобраться.
— Да, только ведь у меня дислексия, и еще я вегетарианец…
— Ну, это-то мы как-то устроим. Это для тебя хорошая возможность, я считаю.
— Да мне уже священник предлагал…
— Да? А что конкретно?
— Ну, грехи свои записать. Я ему тогда сказал, что не могу это ему показать. А теперь как же получится: ему не показал, а вам покажу?
— Нет… нет, это все правильно. Но все-таки, как тебе сама идея?
— Я подумаю, мистер Маквикар.
Я откинулся, хлебнул чайку.
— Я подумаю хорошенько и решу.
Нет, социальщик мужик нормальный. Но я ему, ясное дело, ничего не показываю. Если он все это прочитает, меня прямо от него обратно в суд отправят.
Глава седьмая
Мы с Рамизом встретились в «Стандарте». Надо было тактику вплотную обсудить. Только Рамиз еще своих пацанов привел, а я один приперся. Вообще, уже привыкать пора, что на гангстерские встречи без советника и охраны не ходят.
В «Стандарте» была хард-рок-пати, хотя там всегда так: не отличишь, «хард» — не «хард». Ясно, что не балет. Здоровенные лбы в косухах и тетки тоже нехилые. Голосочки у всех как двигатель у мотоцикла. Локтем кого заденешь — зубов не досчитаешься. Я лично, когда в «Стандарте» рокерский день, туда не ходил. И вообще не очень захаживал: воспитание не то.
Рамизу-то, что хард-рок, что хардкор, — все едино. Но раз это типа его район, он и туда ходил, чтоб помнили, кто тут главный. Так что, когда он предложил там встретиться, я особо спорить не стал, себе дороже.
Пришел пораньше, столик себе застолбил, пока народ их все не посшибал, пивка выпил. Сижу в углу, на теток и близко не смотрю: у меня почек лишних нет. Двадцать минут свои ботинки рассматривал.
Потом входит Рамиз.
Весь из себя крутой, как будто на красном «феррари» подъехал. Белый пиджак, ботинки черные блестят, все дела. Я-то знал, положим, что он сюда пешочком пришел, как Кевин (он тоже крутой). А рокеры не знали. Они только знали, что Рамиз — это серьезно. Кевин ему от бара кричит:
— Рамиз, как сам?
— Нормально.
Рамиз с пацанами взяли себе перно, потом он увидел меня и подошел.
— Ники.
— Рамиз.
— Как дела?
— Да ничего. А у тебя? Слышал, ты вчера хороший товар взял в промзоне.
— А ты часом не с «жучком», а?
Я засмеялся.
— Нет. Проверить хочешь?
Я вообще-то ему комплимент хотел сделать: я слышал, он классную электронику на складе взял.
Тут какая-то блондинка входит. Не наша, а то бы я знал. Дорогая девочка, сразу видно. Рамиза заметила, подошла. Не та, которая в прошлый раз перед ним крутилась, а другая какая-то. Пацаны ей сразу
