– Я говорю с синьором комиссаром? Лично?
– Да, синьора, это я.
– Я бы хотела рассказать вам кое-что о том господине, которого убили вчера утром.
– Вы знали его?
– И да, и нет. Мы никогда не разговаривали. Даже как его зовут, я узнала только из вчерашних новостей, по телевизору.
– Послушайте, синьора, вы полагаете, то, что вы хотите мне рассказать, действительно важно?
– Думаю, да.
– Хорошо, тогда заходите ко мне в комиссариат сегодня около пяти вечера.
– Не могу.
– Ну, тогда завтра.
– И завтра не могу. Я парализована.
– Понятно, я приду сам. Можно прямо сейчас?
– Пожалуйста. Я не выхожу из дома.
– Где вы живете, синьора?
– Спуск Гранет, двадцать три. Меня зовут Клементина Вазиле Коццо.
По пути Монтальбано окликнули. Это был майор Марнити, он сидел в Албанском кафе с офицером помоложе.
– Разрешите представить вам лейтенанта Пьёвезан, капитана патрульного катера «Молния», того, что…
– Монтальбано. Очень приятно, – сказал комиссар. На самом деле ему вовсе не было приятно: он едва отделался от этой истории с рыболовецким судном, почему его постоянно пытаются в нее втянуть?
– Выпейте с нами кофе.
– Я правда занят.
– Всего пять минут.
– Ладно, только не надо кофе.
Он сел.
– Расскажите ему, – сказал Марнити Пьёвезану.
– По мне, так все это выдумки.
– Что выдумки?
– По мне, вся эта история с рыболовецким судном вилами на воде писана. Мы получили сообщение от «Сантопадре» в час ночи, они дали нам свои координаты и сказали, что у них на хвосте катер «Рамех».
– А какие были координаты? – не удержался комиссар.
– Рядом с нашими территориальными водами.
– И вы помчались.
– На самом деле им должна была помочь «Гроза», она находилась ближе.
– А почему «Гроза» этого не сделала?
– Потому что часом раньше получила сигнал СОС от другого судна, его через пробоину заливало водой. За «Грозой» туда же отправился «Гром», и так большой сектор моря остался без охраны.
«Гром, молния, гроза – у нас на флоте всегда штормит», – подумал Монтальбано, а вслух сказал:
– И конечно, они не обнаружили никакого судна, терпящего бедствие.
– Конечно. Да и я, когда прибыл на место, не нашел там ни «Сантопадре», ни «Рамеха», который, между прочим, вообще в ту ночь не дежурил. Не знаю, что и сказать, но чую неладное.
– А именно? – спросил Монтальбано.
– Да что, контрабанду, – ответил Пьёвезан.
Комиссар поднялся со стула и разочарованно развел руками:
– Но что мы можем сделать? Расследованием теперь занимаются в Трапани и Мазаре.
В Монтальбано умер великий актер.
– Комиссар! Доктор Монтальбано! – его снова окликнули. Удастся ли ему затемно добраться до синьоры – или синьорины? – Клементины? Он обернулся и увидел, что его догоняет Галло.
– В чем дело?
– Ни в чем. Увидал вас – вот и окликнул.
– Куда идешь?
– Мне Галлуццо позвонил из конторы Лапекоры. Вот куплю ему что-нибудь перекусить и посижу за компанию.
Дом № 23 по спуску Гранет стоял прямо напротив дома № 28 и был похож на него как две капли воды.
Клементина Вазиле Коццо оказалась хорошо одетой дамой лет шестидесяти. Она сидела в инвалидном кресле. Квартира сверкала чистотой. Сама она устроилась у завешанного окна, а комиссару предложила расположиться на стуле напротив.
– Я вдова, – начала она, – но благодаря моему сыну Джулио ни в чем не нуждаюсь. Работала учительницей начальных классов, теперь на пенсии. Сын нанял горничную, которая заботится обо мне и о доме. Она приходит три раза в день: по утрам, в полдень и вечером, когда я ложусь спать. Невестка любит меня, как родная дочь: и она, и Джулио навещают меня по крайней мере раз в день. Если не считать этой беды, которая стряслась со мной шесть лет назад, мне не на что жаловаться. Я слушаю радио, смотрю телевизор, но в основном читаю. Видите? – она указала на набитые книгами полки.
Синьора (теперь уже ясно, что не синьорина), когда же вы изволите перейти к сути дела?
– Я говорю вам все это, чтобы вы не приняли меня за одну из тех старух, которые от нечего делать за всеми подглядывают. Но бывает, видишь то, чего и знать не хотелось бы.
На прикрепленной к ручке кресла подставке зазвонил радиотелефон.
– Джулио? Да, комиссар у меня. Нет, мне ничего не надо. До скорого.
Она посмотрела на Монтальбано с улыбкой:
– Джулио был против нашей встречи. Он не хотел, чтобы я вмешивалась в дела, которые, по его мнению, меня не касаются. Десятилетиями приличные люди в наших краях твердили, что мафия их не касается, это не их дело. Но я-то своих учеников всегда учила, что жить по принципу «не трогай других, и тебя не тронут» – худший из смертных грехов. И что же, теперь, когда пришел мой черед рассказать, что я видела, – я отступлюсь?
Она замолчала, переводя дыхание. Синьора Клементина Вазиле Коццо все больше нравилась Монтальбано.
– Вы должны меня извинить, я отклоняюсь от темы. Сорок лет, что проработала учительницей, я только и делала, что говорила. Это вошло у меня в привычку. Поднимитесь, пожалуйста.
Монтальбано повиновался, как примерный школьник.
– Встаньте у меня за спиной и наклонитесь до уровня моей головы.
Когда комиссар оказался так близко, что она почти говорила ему на ухо, синьора подняла оконную штору.
Они словно очутились в конторе синьора Лапекоры, муслиновые занавески на окне были совершенно прозрачными и ничего не скрывали. Галло и Галлуццо ели хлебцы, вернее, разломанный пополам калач. На столе стояла полупустая бутылка вина и два бумажных стаканчика. Окно синьоры Клементины было расположено чуть выше окна конторы, и под таким углом все, что там находилось, почему-то казалось больше, чем на самом деле.
– Зимой, когда горит свет, видно еще лучше, – сказала синьора, опуская штору.
Монтальбано снова сел на стул.
– Так что же вы видели, синьора?
Клементина Вазиле Коццо все ему рассказала.
Когда рассказ подошел к концу и комиссар прощался с хозяйкой, он услышал, как хлопнула входная дверь.
