– А наши?
– Что наши?
– Наши власти в такие дела не вмешиваются?
– Бога ради! Дипломатическим путем этот вопрос решался бы бесконечно! А ты понимаешь, что чем дольше судно находится под арестом, тем меньше заработает судовладелец.
– А какая выгода от этого тунисскому экипажу?
– Они получают проценты, как у нас полицейские в некоторых городах. Только неофициально. Капитан «Сантопадре» – может быть, он и владелец – говорит, что напал на них «Рамех».
– А это что такое?
– Так называется тунисский патрульный катер, а командует им один офицер, настоящий пират. Так как на этот раз есть убитый, нашим властям придется вмешаться. Префект просил прислать ему подробнейший отчет.
– А почему они свалились нам на голову, вместо того чтобы вернуться в Мазару?
– Тунисец умер не сразу, Вигата оказалась ближайшим портом, но бедняга не выкарабкался.
– Они попросили помощи?
– Да, у нашего катера «Молния», который всегда на рейде в порту.
– Как ты сказал, Мими?
– Что я сказал?
– Ты сказал «на рейде». Наверное, ты так написал и в отчете префекту. Ты же сам себе подгадил, своими руками, Мими.
– А как я должен был написать?
– Пришвартован, Мими. На рейде значит не в порту. Разница принципиальная.
– О господи!
Ясное дело, префект Дитрих из Больцано не отличит баркас от крейсера, но Ауджелло был повержен, и Монтальбано торжествовал.
– Крепись. И чем все кончилось?
– «Молния» добралась до места меньше чем за четверть часа, но там уже никого не было. Она покружила в окрестностях, но безрезультатно. Это все, что портовые власти узнали по радио. В любом случае сегодня ночью патрульный катер вернется в порт, и выяснятся подробности.
– Да ну… – протянул комиссар недоверчиво.
– Что?
– Не понимаю, при чем здесь мы и наши власти, если тунисцы убили тунисца.
У Мими Ауджелло отвисла челюсть.
– Сальво, я, может, и говорю иногда глупости, но ты их выпаливаешь, как из пулемета.
– Да ну! – повторил Монтальбано. Он вовсе не был уверен, что сморозил глупость.
– А о том убийстве в лифте что скажешь?
– Ничего не скажу. Это убийство мое. Ты себе забрал тунисца? А я забираю Вигату.
«Будем уповать на лучшие времена, – подумал Ауджелло. – Иначе помоги нам Господь с таким начальником».
– Алло, комиссар Монтальбано? Говорит Марнити.
– Слушаю вас, майор.
– Я хотел вас предупредить: наше командование решило – и по-моему, справедливо, – что делом траулера будет заниматься управление начальника порта Мазары. Следовательно, «Сантопадре» должен немедленно отшвартоваться. Вы еще хотели собрать какие-нибудь улики на судне?
– Не думаю. Я считаю, что и мы должны последовать разумному примеру вашего командования.
– Я не решался вам это предложить.
– Господин начальник полиции, это Монтальбано. Извините за беспокойство…
– Какие-то новости?
– Нет. Я к вам с вопросом, так сказать, организационного характера. Мне сейчас звонил майор Марнити из управления начальника порта, чтобы сообщить, что их командование решило передать дело о застреленном тунисце в Мазару. И я подумал, может и мы…
– Я понял, Монтальбано. Думаю, вы правы. Я немедленно позвоню своему коллеге в Трапани и сообщу ему, что мы отказываемся от дела. В Мазаре, кажется, отличный заместитель начальника полиции. Вот пусть они этим и займутся. Дело вели лично вы?
– Нет, мой заместитель, доктор Ауджелло.
– Предупредите его, что надо отправить в Мазару медицинское заключение и результаты баллистической экспертизы. Доктору Ауджелло можно оставить копии, если он захочет с ними ознакомиться.
Монтальбано ногой открыл дверь в кабинет Мими Ауджелло, вытянул правую руку, сжал ее в кулак и приставил левую к локтю.
– Выкуси, Мими.
– Что это значит?
– Это значит, что расследованием убийства на «Сантопадре» будут заниматься в Мазаре. Ты остаешься с пустыми руками, а у меня есть труп из лифта. Один – ноль.
Настроение улучшилось. К тому же ветер поутих, и небо снова прояснилось.
К трем пополудни перед Галло, поставленным караулить квартиру покойного Лапекоры до прихода вдовы, открылась дверь квартиры Куликкьи. Бухгалтер подошел к полицейскому и шепотом сообщил ему:
– Женушка моя поуспокоилась.
Галло не знал, как отреагировать на такую новость.
– Куликкья я, комиссар меня знает. Вы обедали?
У Галло желудок свело от голода, он отрицательно помотал головой.
Бухгалтер зашел в квартиру и вскоре вернулся с блюдом, на котором был хлебец, увесистый кусок сыра кашкавал, пять ломтиков салями и бокал вина.
– Это белое Корво. Мне его комиссар купил.
Через полчаса он появился снова.
– Я газету вам принес, чтобы время скоротать.
В половине восьмого вечера все балконы и окна дома со стороны подъезда, как по звонку, заполнились зрителями, желающими поглядеть на возвращение домой синьоры Пальмизано Антоньетты, еще не знавшей, что отныне она вдова Лапекора. Представление должно было состоять из двух актов.
Акт первый: синьора Пальмизано выйдет из рейсового автобуса, прибывающего в восемь двадцать пять из Фьякки, и через пять минут покажется в начале улицы. Она пойдет по ней у всех на виду, как обычно, неприветливая и чинная, не подозревая, какой удар ждет ее через несколько мгновений. Первая часть необходима для того, чтобы сполна насладиться трагизмом второго акта (предварительно зрители быстро переместятся с балкона или от окна на лестничную клетку): услышав, по какой причине она не может пройти в собственную квартиру, новоиспеченная вдова Лапекора разразится библейскими стенаниями, будет рвать волосы на голове, выть и бить себя в грудь, несмотря на поддержку вовремя подоспевших утешителей.
Спектакль не состоялся.
Неправильно, что бедная синьора Пальмизано узнает о смерти мужа от совершенно чужого человека, решили охранник и его супруга. Одевшись как подобает случаю – он в темно-серое, она – в черное, – они поджидали на остановке автобуса. Когда из него вышла синьора Антоньетта, они выступили вперед с траурными лицами под цвет одежды: темно-серое у него, черное – у нее.
– Что случилось? – встревожилась синьора Антоньетта.
