– И не думаю. Меня по правде зовут Ленин. Имя мне дал мой отец, и я им горжусь. Или вы, может, тоже один из этих, которые тут по соседству?
– Нет. И в любом случае я здесь исключительно по службе. Повторяю, вы знали кавалера Мизурака?
– Еще бы не знал. Только и делал целыми днями, что сновал туда-сюда, в этот самый подъезд и обратно, и мытарил мне душу своей развалюхой.
– Она вам что, мешала, его машина?
– Мешала!? Так если он ставил ее всякий раз прямо перед магазином, вот и в тот самый день, когда потом столкнулся с грузовиком и разбился, – то же самое.
– Он ее поставил прямо здесь?
– Так я ж вам говорю. На этом самом месте. Я его просил отъехать, но ему вожжа под хвост попала, стал вопеть не своим голосом, сказал, что нету у него времени тут со мной валандаться. Тогда уж и я разошелся как следует быть и сказал ему пару ласковых. В общем, короче говоря, еще немного и дошло бы до рукопашной. Слава богу, случился тут один парнишка, предложил покойнику переставить машину и взял ключи.
– И вы знаете, куда он ее поставил?
– Никак нет.
– Вы могли бы узнать этого парнишку? Вы его видали прежде?
– Иногда видел, что ходил в соседний подъезд. Не иначе как один из этой шайки.
– Партийного секретаря зовут Бирагин, верно?
– Кажется, так. Служит в Институте народных домов. [16] Он откуда- то из-под Венеции, в это время в конторе. Тут у них отпирают к шести вечера, сейчас еще рано.
– Доктор Бирагин? Это комиссар Монтальбано из Вигаты, простите, что я вас беспокою в служебное время.
– Ничего страшного, я вас слушаю.
– Я попрошу вас кое-что вспомнить. Последнее партийное собрание, в котором участвовал покойный кавалер Мизурака, какого оно было типа?
– Не понимаю вопроса.
– Извините, вы не должны возмущаться, это всего лишь обычное расследование, чтобы прояснить обстоятельства смерти кавалера.
– Почему, разве тут что-то неясно?
Настоящий зануда, этот доктор Фердинандо Бирагин.
– Все как на ладони, поверьте.
– И тогда что же?
– Я должен закрыть дело, вы меня понимаете? Мне нужно довести до конца процедуру.
При словах «процедура» и «дело» отношение Бирагина, чиновника в Институте, враз изменилось.
– Э-э, такие вещи я понимаю прекрасно. Это было собрание правления, в котором кавалер не имел права участвовать, но мы сделали исключение.
– Значит, собрание в узком кругу?
– Около десяти человек.
– Кто-нибудь приходил спрашивать кавалера?
– Никто, мы заперли двери на ключ. Я бы запомнил. Ему звонили по телефону, это да.
– Простите, вам, конечно, неизвестно, какого рода был звонок.
– Мне известно не только, какого он был рода, но и какого числа!
И засмеялся. Какой он остроумный, этот Фердинандо Бирагин!
– Вы же знаете, что за манера говорить была у кавалера, как будто все остальные оглохли. Было трудно не слышать, когда он разговаривал. Представьте себе, однажды…
– Извините, доктор, у меня мало времени. Вам удалось уловить…
Он помешкал, забраковал слово «род», чтобы не нарываться опять на убийственное проявление остроумия Бирагина.
– …суть звонка?
– Конечно. Это был кто-то, кто сделал кавалеру одолжение и поставил на стоянку его машину. А кавалер, нет чтоб сказать спасибо, стал тому выговаривать, что завез ее слишком далеко.
– Вам удалось понять, кто это звонил?
– Нет. А что?
– А то, – сказал Монтальбано. И повесил трубку.
Значит, парнишка, оказав кавалеру смертоносную услугу под крышей гаража какого-нибудь сообщника, еще и заставил его прогуляться.
