— Тут лампы специальные, вроде ультрафиолетовых — под ними зимой загорать можно. А летом крыша вообще убирается...
Осмотр дома был закончен там же, где и начат, — в гостиной у камина. Настроение у Ника к этому времени лучше не стало, но он все-таки попытался шутливо заметить:
— Вот так я и живу... сам себе хозяин...
И тут Нэнси посмотрела на него и спросила — легко и весело:
— А почему ты не заведешь себе никого?
Нэнси не поняла, что произошло и почему на Ника так подействовал ее вопрос. Он резко обернулся, сузившиеся глаза сверкнули бешенством, лицо стало жестким и чужим — настолько неожиданно, что она отшатнулась.
— Какую-нибудь суку, которая будет наставлять мне рога, тратить мои деньги и ждать моей смерти?! Нет уж, обойдусь!
Еще в библиотеке она почувствовала, что что-то не так и, наверное, лучше будет под благовидным предлогом извиниться и уйти — только не знала, что придумать, чтобы ее уход не выглядел совсем уж невежливо. И вот...
— Можно и кобеля... Вообще-то я имела в виду собаку. — Она неловко улыбнулась, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. — Если бы у меня был свой дом, я непременно завела бы собаку!
— Собаку? — переспросил Ник, закрыл глаза и неожиданно засмеялся — странно, одной половиной рта. — Да... действительно... собаку...
Он уже понимал, что показал себя полнейшим идиотом... психом, который ни с того ни с сего кидается на людей за совершенно невинное замечание. Сейчас Нэнси встанет и уйдет... и будет абсолютно права.
Ник взял ее руку и зажал между ладонями.
— Извини... — поднес ее руку к губам, быстро поцеловал, прижал на миг к щеке и отпустил. — Я знаю, у меня ужасный характер... Бен недавно назвал меня «тигром с зубной болью». Извини...
Ник сам даже не понимал толком, чего ему больше сейчас хочется: чтобы Нэнси осталась или чтобы ушла. Чтобы ушла и больше никогда не приходила...
— А у меня тоже характер... дурной, — неожиданно услышал он. — Многие говорят, что у меня нет чувства юмора и я обижаюсь на самые безобидные шутки. Я действительно не люблю, когда меня разыгрывают, поддразнивают, и все такое... — Нэнси виновато пожала плечами.
Он не сразу сообразил, что ему протягивают руку помощи. Понял и улыбнулся... заставил себя улыбнуться.
— Не думаю, чтобы это было таким уж ужасным недостатком...
Заявление Ника, что к нему должны прийти и, соответственно, нужно накрыть стол на двоих, миссис Фоллет восприняла как указание приготовить «романтический ужин» и развернулась во всю ширь.
Чего стоили крохотные разноцветные канапе! И бокалы, и фужеры, и салаты, и копченый лосось на большом блюде, обложенный какими-то непонятными кругляшами. И вазочка со сладко пахнущими цветами, и пара серебряных подсвечников, заботливо снаряженных свечками...
Откуда она вообще знает, какого пола его предполагаемый визитер? Не иначе как сплетничала с Беном у него за спиной. Ну и правда, с кем еще Бену разговаривать?
Мысль о еде возникла очень кстати — в тот момент, когда Ник лихорадочно прикидывал, что еще сказать, чтобы как-то сгладить последствия своей нелепой вспышки. Он не знал, как вернуть ту веселую легкую непринужденность, с которой Нэнси всегда вела себя с ним.
Внешне все выглядело нормально — они одновременно сделали вид, что ничего не произошло, и заговорили о чем-то другом. Ник рассказал, как довольно долго не мог привыкнуть к пульту и, пытаясь задернуть шторы, вместо этого включал телевизор или гасил свет; Нэнси — пару смешных историй про съемки. Но в ее поведении Ник чувствовал легкую настороженность — и маленькая морщинка между бровями, чуть слева, все не исчезала.
За его предложение: «Как насчет ужина? Там миссис Фоллет, кажется, что-то приготовила — пойдем, посмотрим?» — Нэнси ухватилась с облегчением — возможно, тоже не знала, о чем еще говорить...
Всю обнаруженную на кухне икебану она восприняла как должное.
— Как ты думаешь, это — едят? — показал он на кругляши, окаймляющие лосося.
— Да, это такие рулетики из масла и овощей, — кивнула она, ухватила один из них прямо рукой и, отправив в рот, подтвердила: — Вкусно! — Затем протянула Нику: — Попробуй? — и смутилась, когда, придержав ее за руку, он потянулся к ней и взял рулетик прямо губами.
То ли из-за получившейся усилиями миссис Фоллет уютно-романтической обстановки, то ли просто потому, что прошло достаточно времени, — но где-то к середине ужина Ник почувствовал, что напряженность, возникшая между ними, постепенно тает — и вместе с ней разглаживается морщинка на лбу у Нэнси...
Ночью он долго не спал — лежал в темноте, глядя на мерцающий ночник, и вспоминал, снова и снова возвращаясь в памяти к той нелепой, грубой вспышке, которой он отреагировал на ее шутливое замечание про собаку... всего лишь про собаку...
Хотя... вроде бы потом все удалось сгладить и конец вечера прошел вполне нормально. Они пили вино, и разговаривали, и смеялись, и свечки мерцали, и еда была вкусной... Так, может, зря он придает такое значение пустякам?
Но засевшее глубоко внутри чувство тревоги никак не давало заснуть...
Уже на следующее утро Ник понял, что, похоже, худшие из его опасений сбылись — на дорожке Нэнси не появилась. Он напрасно прождал минут двадцать, потом позвонил по мобильнику — к телефону никто не подошел.
Она позвонила сама — еще минут через двадцать, — и Ник с первой же секунды почувствовал в ее голосе какую-то напряженность. Казалось, Нэнси говорит через силу, стараясь побыстрее свернуть разговор:
— Привет...
— Привет! Ты...
— Извини, Ник, я сегодня не приду.
— Да, я уже понял... Что-нибудь случилось?
Ну пусть она скажет, что простудилась, или подвернула ногу, или еще что-нибудь такое!
— Нет... Пока не знаю...
— Я могу чем-то помочь?
— Нет... Извини, мне надо идти...
Он еще успел спросить:
— А завтра?..
— Не знаю... Наверное, нет... Я позвоню. До свидания. — И повесила трубку.
Назавтра Нэнси снова не появилась на кольце — и не позвонила.
Все это было очень похоже если не на разрыв, то на что-то близкое к нему. Наверное, она спокойно, на трезвую голову, обдумала все и пришла к выводу, что продолжать отношения с калекой — да еще с таким психопатом, который кидается на людей по пустякам, — не стоит. Что ж — этого следовало ожидать... Ник все-таки попытался набрать ее номер, но там никто не подошел, и даже автоответчик не был включен. Ну, может, оно и к лучшему...
Весь день он работал — даже не пошел на тихий час, поцапавшись из-за этого с Беном, который — совершенно справедливо! — талдычил о режиме и необходимости менять позу, чтобы ноги не затекали. Ничего, один раз можно...
Почему-то именно тогда, когда у него было самое скверное настроение, с работой все получалось лучше некуда. Появлялись удачные идеи, нужные мысли сами ложились на бумагу, решения оказывались верными... Ник уже не в первый раз замечал это.
