Только теперь Дел почувствовал, что ее рука уже давно устроилась у него на животе, и внезапно ему стало смешно.
— Сама, небось, есть хочешь? — спросил он. Она пожала плечами и кивнула с виноватым видом — он не выдержал и тихонько рассмеялся.
— Ладно, давай вставать.
Он даже не понимал, как голоден, но, увидев на столе те самые рассердившие его котлеты, проглотил штук десять, прежде чем опомнился.
— Ты что, вообще ничего не ел все эти дни? — с ужасом спросила Карен.
— Виски, кофе. Да, еще две шоколадки, — вспомнил он, откусывая пирожок.
— Запасы Томми? — хихикнула она. Дел кивнул и добавил:
— Но рыбок я кормил.
Устроившись на ковре, он наблюдал, как Карен убирала со стола — не торопясь, слегка нахмурившись и, казалось, напряженно о чем-то думая. Закончила, постояла еще немного у плиты — наконец подошла и села рядом.
— Ну, так что насчет четверга? — спросил он. — Или ты так и не хочешь за меня замуж выходить?
Она — не хочет?! Он что, так и не понимает — или просто делает вид, что не понимает? Да разве ему такая жена нужна? Но он, кажется, думает, что такая.
Как незаметно и быстро она привыкла, что можно протянуть руку — и Дел всегда рядом, всегда согреет и утешит. Привыкла, и воспринимала, как должное, и забыла, что значит быть одной. Все эти страшные дни ей казалось, что он просто куда-то ушел и скоро вернется — она знала, что это не так, и все- таки ждала.
Закрыв глаза, Карен вспомнила слова Томми — «не надо за мужика пытаться его проблемы решать». А может, Томми прав? Дел хочет на ней жениться, хотя знает про нее все... почти все. Так зачем обижать его — ведь он, кажется, до сих пор считает, что сам чем-то ее не устраивает!
Она взяла его за руку, прижалась к ней щекой и поцеловала в ладонь.
— В четверг — так в четверг, — невольно удивилась радости, осветившей его лицо и нерешительно спросила: — Только... а это по-настоящему будет?
Дел не сразу понял, о чем идет речь.
— Что значит — по-настоящему?
— Ну… ты же знаешь, у меня документы чужие. И я не могу своим настоящим именем назваться.
Он вспомнил, что читал о подобных случаях.
— Я слышал, что брак законный, вне зависимости от имени, под которым он заключен, если нет других причин, мешающих ему быть законным.
— Каких причин?
— То есть если ты не замужем, — (Карен помотала головой), — совершеннолетняя, — (кивнула), — и не сумасшедшая, — (пожала плечами.) — Скажи мне, а твои документы не фальшивые? Их можно вообще где-нибудь показывать?
— Нет, они настоящие — только чужие, — она невесело усмехнулась. — Меня с ними два раза арестовывали, и даже полиция ничего не заметила — так что они абсолютно надежные. Была одна девушка, еще в Чикаго. Тоже блондинка, на пару лет меня старше — мы с ней были даже немного похожи. Мы жили в одной квартире и работали на одного и того же парня — Кинкейд его звали. Ну и я иногда ее документы брала, когда на улицу выходила — у меня своих-то не было. А потом она умерла — наверное, вколола себе слишком много. Я ее нашла утром, уже холодную. Испугалась, позвонила Кинку — с полицией связываться он не хотел, и тело просто выбросил в озеро, с грузом на ногах. Никто не узнал — у нее никого не было. А документы так у меня и остались — и вот уже пять лет я по ним живу.
Она сидела, обхватив колени руками, и рассказывала — спокойно, как о чем-то вполне нормальном. А ведь это только маленький эпизод из ее жизни — жизни, о которой он до сих пор знает так мало! Внезапно Дела словно ударило — одна фраза, услышанная им сейчас — он только сейчас осознал ее смысл! Спросил — нерешительно и почти испуганно:
— Карен, сколько тебе на самом деле лет?
Карен вздрогнула, быстро взглянула на него, вздохнула и отвела глаза.
— Извини, я тебе тогда неправду сказала, как в документах написано. Когда я приехала в Чикаго, мне на самом деле еще шестнадцати не было. А сейчас — двадцать один, как раз исполнилось в тот день, когда мы встретились, — она пожала плечами и виновато улыбнулась, — мы бы иначе и не познакомились.
Дел на миг представил себе все это: пятнадцатилетнюю девочку, которая спала под скамейкой — осенью, в холодном городе, где всегда дует ветер с озера. А в шестнадцать лет она уже стояла на улице с чужими документами, и каждый мерзавец мог..
Не понимая, почему он молчит и так странно на нее смотрит, Карен попыталась объяснить:
— Ну не могла я тебе правду сказать — тут же всплыл бы вопрос про документы и про все остальное. И, кроме того, опять начались бы твои дурацкие замечания, что ты мне в отцы годишься. Не сердись, ну пожалуйста!
Он, наконец, протолкнул застрявший в горле комок и попытался улыбнуться.
— Я не сержусь. Иди сюда.
Обнял, прижал к себе. Ему не хотелось, чтобы Карен сейчас видела его лицо — она могла испугаться и снова начать оправдываться. За что, господи, ну за что, ей — еще оправдываться?!
Эта фраза из ее письма — такая неожиданно жесткая: «я сделала то, что должна была сделать — и знала, на что иду». В пятнадцать лет? Какой же груз она несла на себе.
Всего двадцать один... Он вернулся из Вьетнама — а ее еще и на свете не было. Он уехал в Мексику — а она еще не научилась ходить. Наверное, если бы он знал, что Карен на пять лет младше его дочери, то не решился бы в ту, первую ночь позвать ее к себе. А может, все равно позвал бы. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Важно было только одно — чтобы она было счастлива, чтобы они были счастливы вместе.
Карен между тем устроилась, свернувшись в маленький клубочек и пристроив голову у него на груди — так уютно, что не хотелось двигаться с места.
— Ты вообще... как себя чувствуешь? Тебя не тошнит — ну, из-за беременности? — нерешительно спросил Дел.
— Нет, не тошнит, — откликнулась она. — Спать иногда очень хочется — внезапно, как проваливаюсь куда-то — на полчаса, на час. Но врач говорит, что это нормально.
— Сейчас тоже хочешь спать?
— Нет, сейчас нет.
— Я хочу тебя спросить... Про то, что ты написала... — он почувствовал, как Карен напряглась. — Опасность для тебя очень велика? Тебя до сих пор ищут?
Она покачала головой.
— Нет. Я умерла... то есть официально признана умершей. Но все равно могут случайно вспомнить — мои фотографии были когда-то в газетах. Первые пару лет, в Чикаго, я волосы в рыжий цвет красила и завивала — боялась, чтобы не узнали, — неожиданно улыбнулась. — Знаешь, даже неплохо смотрелось, ну, и выглядела я так старше.
Фотографии — в газетах? Больше спрашивать Дел ни о чем не хотел — на сегодня ему было уже достаточно. Но Карен, очевидно, истолковала его молчание по-своему. Голос ее внезапно стал хриплым, словно она с трудом сдерживала слезы:
— Дел, я понимаю, что должна рассказать тебе все до того, как мы поженимся — я расскажу, только, пожалуйста, не сейчас. Мне очень противно об этом вспоминать. Вся эта история — грязь и мерзость, — жалобно попросила: — Не надо об этом сейчас, пожалуйста, ну не надо, а?
Он приподнял ее лицо — зажмуренное, несчастное, побледневшее — и прижался губами к виску.
— Когда сможешь — тогда и расскажешь, не мучай себя. До свадьбы, после свадьбы, через год — неважно.Только можно, я спрошу еще одну вещь?
Карен замерла и тихо сказала:
— Спрашивай.
