— Нет, я просто знаком с человеком, который их здесь когда-то пробовал — лет десять назад.
На ее губах появилось подобие легкой улыбки.
— Вас устроит вчерашнее?
— Да, разумеется. Мне их очень хвалили.
— Это старый рецепт — еще моего отца.
Дел проводил ее взглядом и задумчиво оглядел полутемное помещение. Этот ресторан когда-то открыл дедушка Карен, тот самый дедушка, кокоторого она так любила.
Он был родом не отсюда — из Детройта. Сразу после войны, скитаясь в поисках работы, он случайно забрел в этот городок — и остался в нем на всю жизнь. Устроился поваром в кафе, через несколько лет выкупил его и построил на его месте этот ресторан — вскоре после рождения единственной дочери. Когда девочке было всего шесть лет, его жена умерла, пытаясь родить второго ребенка.
Он растил девочку сам — она была всей его семьей. Нежная, хрупкая, доверчивая, привыкшая к доброте и любви — не имеющая ни сил, ни воли противостоять злу.
В неполные восемнадцать лет она вышла замуж за парня из соседнего городка, с которым познакомилась на танцах. Отцу, разумеется, хотелось бы для нее мужа понадежнее — не шалопая, едва закончившего школу — но она была влюблена и не хотела ждать.
Через год у нее родилась дочь — Кэролайн. Молодая женщина продолжала работать в ресторане у отца, а ее муж никак не мог найти себе дело по душе и мечтал о переезде в большой город...
— Что-нибудь еще, сэр?
Дел удивленно вскинул голову. Она стояла рядом, вопросительно глядя на него. Только сейчас он понял, что, задумавшись, съел все, не почувствовав вкуса.
— Да, пожалуйста, еще чашку кофе.
— Вам понравилось пирожное?
Он пошарил глазами по столу и обнаружил тарелочку с остатками крема.
— Да, очень, можно еще одно?
Пирожное было действительно прекрасным, но он пробовал и лучше. Карен часто делала такие же — но вкуснее, потому что их готовила она.
На улице светило солнце — не обжигая, как было для него привычно, а мягко лаская теплыми лучами.
У случайно встреченного прохожего Дел спросил дорогу и нашел небольшую церковь, а за ней — кладбище, которое существовало здесь с основания города. Медленно пошел по дорожке, читая имена и даты. Вскоре он увидел то, что предполагал найти здесь.
Плита из белого мрамора. Надпись — только имя: «Кэролайн Тери». Даты — вторая через шестнадцать лет после первой. И цветы, совсем свежие — маленький букетик на ослепительно белом мраморе.
Как на самом деле звали девушку, покоившуюся под этой плитой? Этого уже никто никогда не узнает. Но цветы на могиле лежали — возможно, как просьба о прощении.
Вскоре после рождения дочери молодой муж стал поколачивать жену. Она ухитрялась скрывать это от всех, пока не попала в больницу — муж чересчур увлекся и сломал ей челюсть. Городок был маленький, отец узнал об этом сразу — не поверил, что она опять «упала с лестницы» и заставил обратиться в полицию.
На суде муж каялся, бил себя в грудь, просил у жены прощения — и получил всего три месяца. Но, выйдя из тюрьмы, домой не поехал, заявив, что «сыт всем этим по горло» — очевидно, под «всем этим» подразумевалось то, что жена снова была беременна.
Вернулся он, когда его второй дочке — Трейси — исполнилось уже два года, вернулся — и вымолил прощение. Пообещал начать новую жизнь, клялся в любви, и жена поверила ему — ради девочек, чтобы у девочек был папа.
Поначалу он действительно перестал пить и даже устроился на работу — фотографом. Где он получил эту специальность, никто не знал — правда, после его смерти в одной из газетных статей утверждалось, что фотографировать он научился в тюрьме, где отсидел полгода за то, что ранил случайного собутыльника в пьяной драке. Возможно...
Когда он узнал, что жена опять беременна, то снова исчез, прихватив все деньги из кассы ресторана. На этот раз — почти на шесть лет. Главным человеком в жизни этой семьи был дедушка. Он растил внучек с любовью, как когда-то дочь — покупал девочкам подарки, возил их в Диснейленд, а старшую из девочек, до смешного похожую на него и характером и внешностью, уже понемножку учил готовить. Кэролайн оказалась способной ученицей, и дедушка очень гордился ее успехами — всего в десять лет она научилась делать знаменитые шоколадные пирожные по его собственному рецепту.
Все это кончилось, когда Кэролайн было одиннадцать лет. Ее дедушка — самый добрый, самый любимый — погиб в случайной и глупой автомобильной катастрофе, потеряв управление на скользком шоссе.
Через полгода после этого в осиротевшую семью вернулся отец. Никто не мог больше их защитить — и дом, где все раньше были так счастливы, превратился в ад.
Муж избивал жену ежедневно, за любую самую мелкую провинность — или просто так. Она была смертельно запугана и боялась даже слово сказать в его присутствии.
Он снова стал работать фотографом, от случая к случаю. Даже оборудовал себе лабораторию — в пристройке около дома.
Именно в этой лаборатории он как-то вечером изнасиловал Кэролайн, которой тогда едва исполнилось двенадцать лет.
С тех пор это повторялось регулярно — два-три раза в неделю. Ее сопротивление только возбуждало его — ему нравилось именно насилие. Но любая попытка дочери спрятаться или не прийти в назначенный час в лабораторию каралась без промедления — ее он не трогал, зато избивал мать и грозился сделать то же с младшими девочками. Девочки ничего не знали, но мать знала и молчала. Что это было — стыд, боязнь, что ей не поверят — или просто дикий животный страх? Однажды, когда Кэролайн не пришла вовремя, он влетел в дом и на ее глазах сломал матери руку — через колено, как сухую ветку. Больше Кэрри не опаздывала.
Внешне все было по-прежнему — хорошая американская семья — папа, мама и три дочки. Мама по-прежнему работала в ресторане, который теперь принадлежал ей, девочки ходили в школу, а папа печатал фотографии — за деньги и не только. Он очень любил фотографировать Кэролайн в лаборатории — точнее, себя с ней.
Так продолжалось три года — и никто не замечал, что творилось в этом доме. Ни то, что муж поколачивает жену, ни то, что Кэрри стала замкнутой и плохо училась, не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Три года...
У входа на кладбище появились люди. Дел не хотел ненужных вопросов и быстро направился по дорожке в сторону церкви. Обойдя ее, снова вышел на улицу и пошел в сторону ресторана — тот был уже закрыт.
«Вот и пришло время», — подумал он, подходя к дому — двухэтажному, с палисадником, справа от ресторана. Тому самому дому. Пристройки уже не было — очевидно, мать не хотела видеть ее перед глазами каждый день. Именно в этой пристройке Кэролайн убила своего отца — ножом, который она взяла на кухне ресторана.
Однажды, воскресным утром, он сказал ей: — Что-то ты мне поднадоела — пора, пожалуй,
