сотрудницу. Советую впредь мне такого добра не присылать, а данный случай рассматриваю как явную насмешку… над элементарными правилами агентразведки…»[137]
Но своей цели эти странные, бестолковые, провокационные телеграммы достигли.
Все депеши были перехвачены. Копии секретных телеграмм, адресованных в штаб ЧОН Енисейской губернии, оказались на столе начальника губернского управления ГПУ Щербака. Вполне вероятно, что в другое время они бы мало заинтересовали грозного чекиста. Криминальная обстановка в губернии была катастрофической. Милиция не справлялась. В помощь ей подключенное ГПУ не справлялось тоже.
Но в телеграммах среди умышленно запутанных слов настойчиво мелькала фамилия «Голиков», на которого давно и регулярно поступал такой же запутанный и витиеватый компромат в ГПУ. А Щербак и его сотрудники хорошо помнили уничижительные суждения Голикова о своей разведдеятельности, изложенные в докладной записке в штаб ЧОН.
Службист Кудрявцев оказался прав: лживые доносы, когда их собрали вместе, начинали тянуть на самостоятельное «дело».
Щербак направил все собранные «сигналы» Какоулину с просьбой прочесть и вернуть.
Пока товарищ Какоулин полагал, что Кудрявцев шлет доносы только ему, он благодушно это терпел. Когда же выяснилось, что Кудрявцев столь же регулярно шлет доносы в ГПУ, Какоулин, скорее всего, испугался. Не того, что было в этих доносах. А разбора всей ситуации с Голиковым с момента его приезда в Хакасию…
Пока командующий сам играл с Голиковым в достаточно подлые игры, ему казалось, что все происходит внутри «системы».
Устраивало Какоулина и то обстоятельство, что Голикову до последнего момента было некому жаловаться. Он оказался заперт в своем Ачинско-Минусинском районе. Его лишили выхода в остальной мир… Расследование истории с телеграммами, разбор того, что в них правда, а что неправда, открывали Голикову возможность общаться с другими людьми и другими учреждениями.
Какоулина встревожило: «Что Голиков скажет, если ему начнут задавать вопросы? Что он после долгого вынужденного молчания сообщит первому встречному? Как поступит с полученными сведениями неумный и злобный Щербак?..»
Замаячил грандиозный скандал, последствия которого были непредсказуемы…
Какоулин был слабым командиром, но оставался опытным интриганом. Он повел свою контригру с чекистами, что считалось занятием небезопасным.
Неизвестно, что сказал командующий в личной беседе с Кудрявцевым, прочитав его доносы в ГПУ, а на бумаге Какоулин начертал такие слова:
«…Принять все меры к прекращению раз и навсегда безобразий. При повторных случаях без предупреждения отдавать под суд». 1/VI 1922.
Оснований для более серьезных шагов Какоулин не увидел. Никаких конкретных фактов против Голикова в бумагах Щербака не содержалось. Какоулин понимал: все обвинения — ложь.
Но сам Щербак полагал иначе. Получив от Какоулина папку с доносами, которые он посылал для ознакомления, начальник губернского отдела ГПУ прилепил к ней давно заготовленную наклейку:
И добавил только одну фразу: «Начато 2 июня 1922 года».
Щербак снова поспешил. Формула «бывший командир войск ЧОН» юридически должна была означать, что Голиков уже лишен командирского звания и уволен из частей особого назначения.
Но Щербак разжаловать Голикова в рядовые, изгнать его из Красной армии полномочий не имел. Губернский штаб ЧОН тоже. Тогдашнее официальное воинское звание Голикова звучало так: «бывший командир 58-го отдельного Нижегородского полка». Оно устанавливалось по высшей должности, которую занимал человек. В переводе на сегодняшний табель о рангах Голиков уже в 17 лет был полковником. Но Аркадий Петрович в том же 1921 году временно исполнял обязанности «командующего 5-м боевым участком» с гарнизоном в 6000 человек. Это (по нашим меркам) была уже должность генеральская.
Разжаловать Голикова на самом деле могла только Москва — штаб ЧОН РСФСР или РВС Республики, то есть М. В. Фрунзе. Москва о ситуации вокруг своего назначенца ничего не знала. Лишить командирского звания мог также суд. На реальную близость суда намекала фраза из наклейки о «самочинных расстрелах».
Но без согласия губернского штаба ЧОН ни один волос с головы Голикова упасть не мог. А Владимир Какоулин никаких шагов в этом направлении предпринимать не собирался.
Папка, присланная Щербаком, не содержала никаких имен. В бумагах не был назван ни один человек, о котором можно было бы сказать, что он пострадал от руки Голикова.
При этом наклейка на совершенно пустой папке «Дело № 274» свидетельствовала, что в стенах Енисейского губернского управления ГПУ судьба Голикова А. П. была уже решена…
Когда нашлепка присохла к папке, Щербак, не откладывая, написал своей рукой тому же Какоулину официальное письмо на бланке своего ведомства. В связи с заведенным уголовным делом № 274 он просил разрешения на арест А. П. Голикова.
В неумной торопливости Щербака командующий усмотрел неуверенность чекиста в правоте своих действий и попытку нажима на штаб ЧОН.
Попытка нажима Какоулина рассердила. Он принял решение Голикова «не сдавать», а Щербака поставить на место.
Для этого требовалось перехватить инициативу у губотдела ГПУ и провести собственное расследование. Какоулин распорядился:
«Подтвердить командиру 6 Сводотряда (Кудрявцеву. — Б. К.) о немедленной замене А. П. Голикова и самого его (Голикова. — Б. К.) направить безотлагательно в мое распоряжение. В. К.»
Только через день Щербак получил ответ.
«ШТАБ ЧОН
Енисейской губернии
Начальнику Губотдела ГПУ
Сообщаю резолюцию командующего губЧОН на Ваше отношение № 769/секретное:
«Арестовать — ни в коем случае. Заменить и отозвать. В. Какоулин».
В настоящее время Голиков отозван губштабЧОН.
Сегодня уже не понять, что ответ Какоулина своей смелостью должен был произвести ошарашивающее впечатление в местном ГПУ. Фамилия Щербака в бумаге на его имя не указывалась.
Никакие доводы в защиту Голикова в документе не приводились за ненадобностью. Готовность сотрудничать с чекистами в какой-либо форме в бумаге штаба ЧОН отсутствовала.
Позиция, которую занял штаб ЧОН губернии, обескуражила Щербака. Он привык к тому, что люди с ним не спорили. Молчаливая война, которую Какоулин вел против Голикова, не осталась тайной для чекистов. Возбуждая против комбата уголовное дело, Щербак рассчитывал на активную помощь командующего. На то, что Голиков будет уничтожен сообща.
Правда, руководству губГПУ для этого требовалась серьезная помощь. Кроме нескольких безграмотных и бездоказательных доносов, за которыми угадывался топорный профиль Кудрявцева, ГПУ никакого компромата на Голикова не имело. ГубГПУ надеялось: Какоулин что-нибудь подбросит. А резолюция командующего означала: штаб ЧОН помогать топить Голикова не намерен.
