ромбической формы. Как и маршал, Ежов носил на петлицах большую звезду, но она была меньше маршальской. И точно такая же звезда пришивалась на рукав. Если прикинуть, какою властью над людскими судьбами обладал Ежов, то следует признать, что в его одеянии было нечто шутовское. Сталин любил подшутить над своими соратниками.
Но воспитание Иосифа Виссарионовича было убогим. Шутил он всегда грубо. И не было в Советском Союзе человека, который бы осмелился одернуть «великого вождя».
Хотя беседы о руководителях государства считались опасными, в народе шепотом передавали, что Ежову шили особой конструкции сапоги с подушечками под пятки. Грозный нарком госбезопасности вынужден был ходить, как балерина на пуантах, — только чтобы выглядеть немного выше ростом.
Этой раздерганностью и неуверенностью Ежова и решил воспользоваться проницательный автор «
Аркадий Петрович дождался полуночи и вышел на улицу — звонить. Однако направлялся Гайдар не к друзьям или знакомым (такого позволить он себе не мог), а к уличному автомату.
Имелся риск, что разговор не состоится: или потому, что вдруг замолчит изношенный аппарат, или невесть откуда явится подвыпивший гражданин, попросит спичек или начнет изливать проспиртованную душу.
Но у Гайдара другого варианта не было.
Еще днем он отыскал и проверил уличный таксофон, установленный в деревянной будке. Аппарат здесь был дореволюционного образца с кнопками А и Б. В полутемной фанерной будке Гайдар нащупал обе кнопки и нажал левую, А.
— Опустите монету, — велела телефонистка.
Пятнашка тренькнула о пластинку в монетоприемнике, но телефонистка не услышала.
— Я вам сказала: «Опустите монету!»
— Я опустил.
— Вы что думаете: я глухая?
Нервы Гайдара были на пределе, но спорить он не стал. Все его мысли сейчас находились в громадном кабинете. Там, за большим письменным столом, вероятно, в кресле со специальными подушками восседал недоросль в полушутовском мундире генерального комиссара госбезопасности страны.
Аркадий Петрович выгреб из кармана горсть монет, но в полутьме было трудно разобрать, где пятнашка, а где двугривенный. Он сунул монету в щель — не прошла.
— Я же сказала, что вы меня обманываете, — рассердилась телефонистка, которой надоело ждать. И она дала отбой.
Аркадий Петрович, стараясь сохранить ровность духа, выбрал на ощупь целых две пятнашки, снова нажал кнопку.
— Я опускаю! — предупредил он. Монета звонко брякнула о пластинку. — Вы слышали?
— Говорите номер!
Он назвал. Женщине показалось, она ослышалась.
— Повторите. — Голос ее прозвучал омертвело.
Он повторил.
— Извините меня, пожалуйста! Бога ради, извините! Я вас соединяю.
Теперь в ее голосе был даже не испуг — ужас. Человек звонил… она знала кому… Что, если абонент пожалуется прямо в трубку?
Гайдар не успел ей ответить.
— Да-а, — раздался в трубке небрежный и властный мужской голос.
— Здравствуйте, товарищ Ежов, — как можно простодушнее поздоровался Аркадий Петрович. — Это писатель Гайдар.
— Писатель Гайдар, вы решили звонить мне каждый вечер?
— Товарищ Ежов, я понимаю, что вы очень заняты. Но мне показалось, что ваши подчиненные вас неправильно поняли.
— Что вы этим хотите сказать?!
Гайдар почувствовал, что Ежов весь напрягся — задело. Но теперь напряжение нужно было снять.
— Прошлый раз вы были очень внимательны и обещали, что ваши сотрудники разберутся в деле моей бывшей жены. Ее фамилия Соломянская. И после этого мне позвонят. Вы помните?
— Помню. — Ежов был уже спокойнее. — А вам, товарищ писатель, кажется, что у нас в работе только одно дело вашей жены?..
— Нет. Я готов был ждать. Но вместо звонка пришел монтер и срезал телефон. Я расстроился. А затем подумал: «Нет. Здесь что-то не так. Не может быть, чтобы мне товарищ Ежов сказал одно, а своим подчиненным другое». И я просто решил вам сообщить, что возникло недоразумение.
Ежов не рассчитывал, что Гайдар осмелится позвонить второй раз. И не был готов к разговору о своем лицемерии. А интонация у собеседника была столь простодушная и обезоруживающая, что Ежов — подсознательно — не смог бросить трубку.
— Причем здесь мои подчиненные? — нашелся, наконец, Ежов. — Разве монтер был в форме?
— Ни в коем случае, товарищ нарком, он был в костюме в полоску…
— Вот видите…
— И в хромовых сапогах.
Ежов рассерженно задышал, потом отчужденно произнес:
— Делом вашей жены занимаются. Решение вам сообщат. — Было очевидно, что Ежов через секунду положит трубку.
— Товарищ народный комиссар! Когда вынесут приговор, будет поздно. И я считаю своим долгом вам сообщить…
— Да, я вас внимательно слушаю. — Голос его стал значительным и деловитым: нарком привык к вынужденным признаниям.
— Товарищ Ежов, моя бывшая жена… — Гайдар произнес два беспощадных слова. — Но она не враг народа.
Нарком растерянно замолчал. Доводы в защиту арестованных он выслушивал каждый день, но такую аргументацию ему приводили впервые.
Писатель сообщил совсем не те сведения, которые могли бы заинтересовать наркомат. Но искренность и отчаянность собеседника что-то задели в мрачной душе Ежова.
— Пойдите завтра на Кузнецкий Мост, — велел нарком. — Там все объяснят. А мне больше не звоните…
На Кузнецком Мосту ему сообщили:
— Вам разрешено свидание.
О том, как Аркадий Петрович раздобыл номер телефона Ежова, мне рассказали Фраерманы.
О содержании разговора с генеральным комиссаром госбезопасности СССР мне в 1950-х годах в полутемном углу редакции «Нового мира» поведал ответственный секретарь журнала Борис Германович Закс.
Под названием «Гайдар — Сталину: 'Будь проклята такая жизнь'» разговор Аркадия Петровича с Ежовым был опубликован в газете «Совершенно секретно». Стояла осень 1993 года. Самый пик антигайдаровской кампании. Незадолго перед тем Владимир Солоухин напечатал в журнале «Наш современник» главы своего «Соленого озера».
Статью в «Совершенно секретно» прочитало огромное количество народа. Больше, чем журнал «Наш современник». Артем Боровик мне рассказывал, что его поздравляли с публикацией многие известные люди.
Самое любопытное, что обсуждение статьи продолжается по сей день. Малознакомые мужчины в
