отправиться на пастбища «Двух У», чтобы наверстать то, что не успели сделать накануне. Их лица несли следы бурно проведенной ночи, но ни один из них не был склонен распространяться об успехах или разочарованиях, которые она им принесла. Гари это вполне устраивало. Еще долго после того, как он выскользнул из спальни Крис и дожидался возвращения Энн, он лежал на жесткой постели на веранде, не смея смежить очи, поскольку в его мозгу сразу же возникала картина того, как они с Крис занимаются любовью.
Даже сейчас, несколько часов спустя, вызванные ею эмоции не оставляли Гари в покое. Как она смогла, будучи девственницей, научить его столь многому? А ведь именно это она ухитрилась сделать. Удивительная женщина! Ее доверие ввело его в смущение, ее щедрость поразила его, ее неистовая страсть разожгла его так, как прежде не могла сделать ни одна женщина в его жизни. Он потерял себя в ней, в ее вкусе, запахе, обволакивающем жаре, исходящем от ее пленительного тела, и, только заставив себя покинуть ее постель, Гари сообразил, что каких-то два жалких часа с ней никак не могут удовлетворить его. Он вновь желал ее, желал так сильно, что готов был снова бежать в ее спальню.
Что, черт возьми, ему делать теперь?..
Стоя сейчас у окна своей спальни и наблюдая, как уезжает Гари, Крис задавала себе сходные вопросы. Даже доживи она до ста лет, ей не забыть прошедшую ночь. После его ухода она лежала в своей постели и с силой сжимала подушку, воображая, что это он. Вскоре в ее комнату ворвалась Энн, возбужденная доне́льзя своим свиданием с Питом и неспособная, слава Богу, заметить ее состояния. Пока девушка восторженно рассказывала о фантастическом вечере, Крис пыталась сосредоточить свое внимание на ее словах, но могла думать лишь о том, что она пережила с Гари, о том чуде, том наслаждении, которые она и не думала раньше пережить ни с одним мужчиной. И все — без единого обещания, без единого слова о любви…
И сейчас она убеждала себя, что открытое ими вместе волшебство не может, не должно прекратиться после одной-единственной ночи. Это было бы несправедливо. В конце концов нет такого закона, который обязывал бы ее вернуться в Чикаго. Она может, впрочем, остаться и в Техасе, заняться здесь врачебной практикой… и превратиться в женщину, готовую во всем ублажать первого мужчину в своей жизни, мужчину, который даже не заговаривает с тобой ни о любви, ни о будущем. Станешь такой же, как твоя мать!
Крис почувствовала, что ее сердце болезненно сжалось. Что это она делает? Ищет способ последовать по стопам матери после того, как столько лет избегала этого? Нет! — едва не прокричала она вслух. Но она чувствовала правдивый ответ в том, как билось ее сердце, в том, как слезы наполняли ее глаза. Прошедшей ночью она отдала ему не только свое тело и свою невинность, но и свою любовь. Правильно это или нет, но уже слишком поздно возвращать все обратно…
Солнце уже садилось, когда братья Уилсоны появились в ее доме. Усталые, пропыленные, потные, они один за другим проследовали через заднюю дверь в сторону ванной комнаты. Гари замыкал их шествие. Почти весь день напролет Крис мучила себя вопросами: что сказать ему, когда она снова увидит его, как смотреть ему в лицо в присутствии его братьев, когда ее одолевают сомнения и отчаянное желание вновь оказаться в его объятиях. Но когда проволочная дверь захлопнулась за ним и он оказался лицом к лицу к ней, ей стало абсолютно наплевать на то, что могут подумать его братья. Забыв о своих испачканных руках — они с Энн жарили курицу на ужин, — она сделала шаг к нему, думая лишь о том, как уверить и его и себя, что волшебство прошлой ночи не было плодом их воображения.
Она открыла уже было рот, и робкое приветствие готово было сорваться с ее губ, но тут зазвонил телефон. Энн, ждавшая весь день звонка от Пита, схватила трубку, но звонили Крис, и она, не скрывая своего разочарования, протянула трубку хозяйке.
— Какой-то Джонатан из Бостона. Ты возьмешь трубку здесь или в кабинете?
Крис заколебалась, заметив, как вдруг окаменел Гари, как заблестели его глаза, — обычно такое случалось всегда, когда что-то напоминало ему о ее жизни в городе. Но ей нечего скрывать от него, и она может разговаривать с кем пожелает.
— Я поговорю отсюда, — ответила Крис, вытирая руки полотенцем. — Разомни, пожалуйста, картофель. Все остальное уже готово, и мы можем сесть за стол, как только я закончу разговор. — Взяв трубку, она улыбнулась: — Привет, далекий незнакомец. Как там жизнь в Бостоне?
— Немного волнительнее, чем в тех дебрях, где ты обитаешь. — Джонатан хохотнул. — Когда ты присоединишься к моей практике, дорогуша? Мне совсем не помешает лишняя пара рук.
Все еще улыбаясь, Крис чуть не застонала от неловкости ситуации. И почему она не взяла трубку в кабинете? Повернувшись спиной к присутствующим на кухне, она сказала:
— Не знаю, Джонатан. Я понимаю, что держу тебя в подвешенном состоянии, но мне еще понадобится пара недель, чтобы принять решение. Знаю, нам здорово было бы работать вместе…
— Ты все никак не можешь решиться покинуть свою любимую клинику, — закончил он за нее с показной покорностью. — Ну, Крис, ты же сама говорила, что работа в клинике уже доконала тебя. Зачем тебе возвращаться туда, где приходится так перетруждаться и нервничать, к тому же получая слишком мало? Обещаю тебе, что у тебя не будет подобных проблем с моей акушерской службой — это первоклассное дело. Что скажешь?
У нее засосало под ложечкой при одной мысли, что ей придется принять хоть одни роды.
— Мне нужно время, Джон. Я еще не оправилась после того, что случилось.
Гари видел, как она отвернулась, слышал, как она понизила голос, говоря о возможном отъезде, и едва поборол желание разбить что-нибудь к чертовой матери. Глупец! — обругал он себя. Идиот! Поддался очарованию этих насмешливых зеленых глаз и совершенно забыл о том, что она из себя представляет. Городская женщина, с самого начала давшая ясно понять, что лишь вопрос времени, когда она вернется к той жизни, с которой ты не желаешь иметь ничего общего. Ты уже проходил это. Какого черта ты позволяешь случиться подобному опять?
С неизбывной горечью Гари взирал на ее прямую спину, завязанный на талии фартук, волосы, собранные сзади в конский хвост, ковбойку, застиранные джинсы, обтягивающие мягкие, чувственные округлости, которые он так страстно ласкал минувшей ночью. Одетая как сейчас, она была похожа на типичную жену ковбоя. Естественный цвет лишенного косметики лица не содержал даже намека на какую- либо искусственность. Прелестна и естественна! Она выглядела и вела себя так, словно принадлежала к его миру, его жизни, как если бы у нее и в мыслях не было никуда уезжать отсюда. Черт возьми, она даже сделала вывеску о частной врачебной практике! Он заметил ее вчера, въезжая на подъездную дорожку, ведущую к ее дому.
Но все это лишь витрина. Не более того. И как неопытный помощник ковбоя, он попался на ее удочку, раздраженно подумал Гари. При одном воспоминании о том, с каким трудом он заставил себя уйти от нее прошлой ночью и сколько раз ему пришлось подавлять необоримое желание приехать сюда пораньше, лишь бы увидеть ее поскорей, его охватило бешенство. Как может он оставаться таким слепым? Прошедшая ночь ничего не изменила. Довольно скоро она вернется в свой Чикаго. И Бог свидетель, ей не удастся увезти с собой его сердце!
Повернувшись к ней спиной, Гари подошел к плите, стараясь не прислушиваться к негромкому разговору по телефону.
— Ты приготовила наконец пюре? — раздраженно спросил он Энн. — Боб, Аллен, быстрее накрывайте на стол. Раскладывайте все по тарелкам и давайте есть. День у нас выдался нелегкий!
Услышав его суровый тон, братья и Энн удивленно переглянулись. Вскинув брови, Боб проворчал:
— Не труднее любого другого дня после ночного загула. Что-то не так, старший брат?
— Все так, — огрызнулся Гари. — Просто я устал и голоден. Тебе это не нравится?
— Ха, — выдохнул Боб, подняв руки, как жертва, подвергнувшаяся нападению. — Какая муха тебя укусила? И в любом случае я тут ни при чем. Да и Энн, и Аллен тоже. Ты собираешься и дальше орать на нас или все же успокоишься?
Чувствуя, как жаркая краска заливает его шею, Гари выругался про себя. Боб прав. Я веду себя как болван.
— Извини. Я не прав. Забудем об этом, ладно?
