вырвать у него секрет.
Недалеко от них на парапете сидел какой-то человек, ловивший на удочку рыбу. Удивительная это категория людей! Находят удовольствие в том, чтобы часами просиживать, всматриваясь в воду, выставив удочку, – удочку непомерной длины, особенно если вспомнить, что? на нее удается поймать, – и никогда ничего не ловят. Но есть и еще более странная категория людей: те, кто терпеливо, часами, наблюдают за рыбаком, ожидая, не вытащит ли он какую-нибудь рыбку.
А здесь присутствовал тип еще более странный, нежели те, что относятся к только что означенным категориям: он находил удовольствие в том, чтобы терпеливо наблюдать не за рыбаком, а за тем, кто наблюдал за рыбаком.
Что касается Андреа, то он находил огромное наслаждение в том, что пожирал глазами того, кто наблюдал за тем, кто следил за рыбаком.
А у этого рыбака – мы забыли об этом упомянуть – была деревянная нога. Пока он удил рыбу, ремни его, неизвестно как, ослабли и – плюх! – деревянная нога, свешивавшаяся с парапета рядом со здоровой, полетела в воду. Рыбак посмотрел, как морское течение уносит ее прочь, и пробормотал:
– Хорошо, что упала не здоровая!
– Много народу купается? – спросил Джедеоне у сына.
– Я не знаю, – ответил Андреа.
– Как это не знаешь? Ты же смотришь с парапета! Не видишь?
– Я вижу много людей, – сказал молодой человек, – в купальных костюмах, они плещутся в воде, но я не знаю, купаются ли они.
– Чем же они, по-твоему, занимаются? – с горечью пробормотал Джедеоне.
Вероятно, он сопроводил бы свои слова одним подзатыльником или парочкой, если бы, к счастью для Андреа, у прилавка торговца устрицами не возникла суматоха, привлекшая всеобщее внимание. А происходило там вот что: у прилавка стоял один человек, которого совершенно не интересовали купание и купальщики; он занимался только тем, что высасывал раковины, которые торговец ему едва успевал открывать; он предложил устрицу Суаресу, который, прежде чем проглотить ее, уже держа открытой в руке, пробормотал:
– Боюсь, что мне будет больно.
– Вообще-то, – воскликнула устрица тонюсеньким голоском, – это я боюсь, что мне будет больно.
От неожиданности Суарес вернул устрицу обжоре, которые продолжал заглатывать их одну за другой. Вдруг появился какой-то синьор с пальцами, унизанными кольцами, который без всяких объяснений направился прямиком к обжоре и принялся тузить его кулаками и пинать. Только вмешательство толпы положило конец насилию. Вырываясь из державших его сильных рук, новоприбывший поправлял кольца на пальцах и кричал обжоре, тяжело дыша:
– Негодяй!
– Может, отец? – переговаривались люди.
Как будто в его поведении были какие-то признаки отцовских чувств.
Но оба эти мужчины были примерно одного возраста.
Вскоре стало понятно, что произошло. Синьор с кольцами был богач, которому врач предписал морские купания. Он, кто мог позволить себе эту роскошь в силу своего значительного состояния, поручил некоему лицу провести курс купаний вместо него – разумеется, за вознаграждение. Но тот нашел кого-то еще, кто должен был ему деньги, чтобы тот купался вместо него. Придя к нему, он изложил суть поручения.
– Чего только ни придумают эти богачи! – воскликнул должник.
На что первый заметил:
– Вы согласны делать эти купания, в счет вашего долга? Разумеется, я оплачу все расходы. Но не дам ни сольдо сверх этого.
– А почему нет? – сказал несостоятельный должник.
– Это означает, – закончил первый, передавая ему часть субсидии, предоставленной богачом, – что вы мне выплатите долг, купаясь вместо меня. – И ушел, бормоча: – Если не воспользуюсь этой возможностью, я никогда не добьюсь возвращения долга.
Но дело в том, что должник был человеком непорядочным и деньги, полученные на лечение богача, тратил, поглощая устрицы. Но в самый интересный момент пришел богач, который, будучи предупрежден анонимным письмом, хотел устроить сюрприз. Господи боже мой! И чем же это кончилось: кулаки и пинки сыпались без счета.
– Я заплатил за курс морских купаний, – шумел богач, которому хотелось хорошо потратить свои деньги, – а этот негодяй даже не загорел!
– Нехорошо, – бормотал Уититтерли. – Если уж берешься за что-то, надо доводить до конца.
Тем временем побитый обжора поспешно надел купальный костюм, твердя, чтобы успокоить богача:
– Подумаешь, чего особенного! Сейчас пойду искупаюсь.
И действительно – поспешно погрузился в воду. Богач, наблюдая за ним с пляжа, холодно говорил:
– Плавайте.
И дальше:
– А сейчас ложитесь на спину.
И:
– Погрузите голову в воду.
И еще:
– Поплещитесь.
Тот, опасаясь новой бури, спрашивал у богача посиневшими губами:
– Так достаточно? Можно выходить?
– Еще пять минут.
Потом богач справился с предписанием врача, посмотрел на часы и сказал:
– Выходите. Примите душ. Помашите руками. Ложитесь там. Выкурите сигарету.
В конце он глубоко вдохнул и сказал:
– Начинаю чувствовать себя лучше.
А уходя со своим дублером и желая как-то компенсировать зря потраченные до того момента деньги, он сказал:
– Полюбуйтесь видом вместо меня и сообщите мне. Как он вам?
– Чудесный, – чрезвычайно старательно говорил дублер.
– И только?
Бедняга напрягал мозги с наилучшими побуждениями.
– Восхитительный, – говорил он, проявляя похвальное рвение.
– А еще?
– Очаровательный.
Богач был неумолим:
– Еще, еще! – кричал он. – Милый человек! Не думайте, что вы дешево отделаетесь. У вас должок на пять тысяч лир.
В толпе роптали:
– Это же форменная эксплуатация.
– А я вот думаю, – сказал Ланцилло Суаресу, – не искупаться ли мне? Как вы?
– Я – нет, спасибо, – ответил любезный старик, – я никогда не купаюсь перед едой.
Джедеоне, который больше всего на свете не любил, когда его сын кому-то в чем-то уступает, позвал Андреа.
– Сходи поплавай, – сказал он ему, – ты ведь здорово плаваешь. – И, повернувшись к Суаресу, добавил: – Хотел бы знать, в чем этот дьяволенок не силен.
Андреа захныкал.
– Я не очень силен в плавании, – промычал он.
– Андреа, – воскликнул его отец, – ты ничего не умеешь. Меня от тебя тошнит. – И поскольку молодой человек все не решался: – Раздевайся! – крикнул он ему, – и марш в воду!
Андреа, который едва умел держаться на воде – по этой причине его считали одним из лучших пловцов нашего времени, – все упирался. Наконец, отцовский щипок заставил его подчиниться.
В кабинке он нехотя разделся и уже собирался натянуть купальный костюм, не испытывая при этом особенного восторга, потому что представлял себе, как все будут смотреть на него в воде и как все прекрасно плавают, кроме него. Чтобы посмотреть, много ли народу на огороженной территории пляжа, которую он должен был пересечь, чтобы укрыться затем в проходах между скал, он выглянул, подтянувшись к верхней ступеньке лесенки, которая изнутри кабинки вела прямо в море. Но в результате поскользнулся на гладком дереве и голым выпал в воду – прямо среди смеющихся купальщиков.
– Не ушиблись? – заботливо спросил у него кто-то, не замечая драматизма ситуации.
– Нет-нет, – пробормотал храбрый юноша в крайнем смущении, скорчившись, чтобы скрыть свое прискорбное состояние.
С высоты Джедеоне, который ждал, когда сын мощными гребками поплывет в открытое море, крикнул ему:
– Ну где же ты, покажись!
– Сейчас, – пролепетал Андреа.
И продолжал сидеть на корточках в воде, ожидая, чтобы пробраться в кабинку, когда никого не окажется рядом. Однако все дело в том, что если опытные пловцы демонстрировали свое умение на открытой воде, в прибрежной зоне прочно обосновались жирные тетки и мамаши; тут же дети брызгали водой друг на друга. Самое неподходящее место, чтобы показываться в костюме Адама. Мог разразиться грандиозный скандал.
Тем временем Джедеоне продолжал призывать Андреа показать свое мастерство, как это обычно делают многие с берега, обращаясь к тем, кто в воде.
– Проплыви как следует и выходи, – кричал он ему. – А еще лучше – нырни-ка с трамплина.
– Проклятье! – думал Андреа, с трудом скрывая свой срам и стуча зубами от холода и стыда.
