– Есть. Выйти из Олларии и дойти до Варасты. – Рокэ прикрыл глаза ладонями и быстро их отнял. – Прошу меня простить, я немного устал.
– Не увиливайте, герцог. Я должен знать, что вы намерены предпринять.
– Поживем – увидим.
– Я начинаю думать, что вы и впрямь свихнулись.
– Только начинаете? Помнится, девять лет назад в этом самом кабинете вы меня назвали сумасшедшим, потому что я решил обойтись без пехоты. Семь лет назад сие почтенное звание было подтверждено из-за того, что я не стал ждать весны, а ударил осенью. Пять лет назад я сошел с ума, рванув через болота, которые кто-то там объявил непроходимыми, а все и поверили. Считайте меня рехнувшимся, мне не жалко, только не мешайте. Война – мое дело и ничье больше.
– Так что же вы все-таки намерены делать?
– Понятия не имею, – пожал плечами Первый маршал Талига, – но что-нибудь точно сделаю.
3
– Вас ждет монсеньор, – кареглазый офицер был немного старше Дика, – он только что поднялся к себе.
Дик кивнул. Вот и все. Сейчас ему сообщат о болезни матери и о том, что его долее не задерживают. Эр отправится на войну с бириссцами, а оруженосец – в Надор, и вряд ли они когда-нибудь свидятся. Юноша сам удивился тому, как его царапнула эта мысль. Он знал, что будет дальше, а Рокэ – нет, он уверен в победе, потому что никогда не проигрывал. Неужели Ворон не понимает, что его ждет, хотя откуда? И уж точно Первый маршал Талига не станет слушать оруженосца, да оруженосец и не вправе говорить такие вещи.
Проигрыш Алвы нужен для победы над узурпаторами, для того, чтобы на месте дряхлого, стоящего на вранье и беззаконии Талига возродилась Талигойя, свободная, великая, справедливая. А Рокэ пусть бежит в свою Кэналлоа, пусть женится на дочери морискийского шада и играет на гитаре. Алва – не талигойцы и никогда ими не были, их предок, хоть и принадлежал к Дому Ветра, получил надел на самом краю империи неспроста. Короли-Раканы возвысили полукровок, а Рамиро Алва отплатил им за это самым страшным предательством, которое только знали Золотые земли. Алва – проклятый род, они приносят несчастья, поэтому пусть уходят…
Нога встретила пустоту, и Дик чуть не упал. Лестница кончилась, а он и не заметил. Наль прав, когда ругает его за рассеянность – прожить полгода в доме и не запомнить, сколько ступенек ведет на третий этаж… Больше здесь ему не бывать, хотя… Когда Оллария вновь станет Кабитэлой, он сможет вернуться, только в доме никого не будет. Стены останутся, может быть, уцелеют и вещи, но не будет ни Пако, ни Пепе, ни Кончиты, ни Хуана…
Дверь в кабинет была распахнута. Рокэ, одетый по-походному, стоя проглядывал какие-то документы и чего-то жевал.
– Заходите, юноша. – Эр, не отрывая глаз от бумаги, потянулся за пером, что-то зачеркнул, что-то вписал, поставил подпись и бросил документ на стол. – Я получил письмо от вашего опекуна. Кто он вам, кстати?
– Опекун.
– Я понимаю, что не воспитанник. Кем он вам приходится? Дядя? Дед?
– Граф Ларак – дядя моего отца.
– Родичей мужеска пола поближе у вас не имеется?
– Нет. – Дик с возрастающим удивлением уставился на своего эра.
– Что ж, – ни к селу ни к городу заметил тот, – во всем хорошем есть плохое и наоборот. Ваш опекун – отменно вежливый человек, я и слов-то таких не знаю.
Да, Эйвон всегда отличался старомодной вежливостью. Когда он еще не жил в Надоре, отец смеялся, что в дядюшкиных эпистолах можно увязнуть, как в патоке. Прислал бы отец вызов сыну, чтобы вырвать его у Ворона, или нет? И что бы он сделал на его месте?
– Юноша, ответьте мне, – герцог коснулся мизинцем подписи, проверяя, высохли ли чернила, – только честно и без излишнего геройства. У вас болят зубы?
– Нет
– А живот, нога, рука или, страшно подумать, голова?
– Нет.
– Неужели вы скисли от воспоминаний об отчем доме? Не волнуйтесь, вы туда еще долго не попадете.
– Но…
– Вы, кажется, хотели что-то сказать?
– Нет, то есть… Дом тут ни при чем.
– Значит, вы скисли из-за дамы. То есть не из-за самой дамы, а из-за грядущей разлуки. Не переживайте, – маршал скрутил бумагу и сунул в висевший у пояса футляр, – осенью вы вернетесь на белом коне (коня я вам подарю) и в плаще из барсовых шкур, и она вас снова полюбит. Или сделает вид, разницы, впрочем, никакой.
– Я пойду на войну? – Святой Алан, ну зачем он это сказал?! Нужно молчать и делать вид, что ничего не знаешь. Рокэ не поверил – Эйвон никогда не умел лгать. А может быть, проболтался Наль или кто-то подслушал их разговор с эром Августом – у Дорака везде шпионы…
– Разумеется, – маршал знакомым жестом прикрыл глаза ладонями, а потом резко их отнял, – вы, как- никак, мой оруженосец, так что собирайтесь – завтра мы выступаем. Отправляйтесь на конюшню, познакомьтесь с Соной, она – девица добрая, не сбросит.
