лучше, но ненамного. После того, как Рокэ очередной раз «заколол» Савиньяка, принимавшего поражения совершенно беззлобно, юноша понял, что с Алвой ему никогда не справиться.
Странное дело, теперь это Дика почти не волновало. Ричарду приходилось несколько раз на дню напоминать себе, что Ворон и иже с ним – враги и для освобождения Талигойи нужен военный разгром и голод. Увы! Юноша раз за разом ловил себя на мысли, что хочет совершенно другого, а именно победы!
Армия любила Первого маршала и верила ему – для Дика это стало настоящим открытием, но это было именно так. Тот же Савиньяк, хоть и спорил с Алвой, признавал его первенство, а ведь Эмиль был Человеком Чести! Юноша несколько раз порывался поговорить с генералом откровенно, но опасался выдать Штанцлера и Катари и молчал, а время шло, и Ричарду становилось все трудней чувствовать себя волчонком на псарне. Когда все готовы к бою, не сомневаются в успехе и верят в счастливую звезду своего вожака и друг в друга, очень трудно устоять, не поддаться общему порыву.
Наконец появился куда-то исчезнувший Клаус, с довольным видом доложил, что все готово, и опять пропал. В тот же вечер Рокэ собрал тех, кого два месяца гонял по окрестным скалам.
– Все очень просто. – Ветер с ледников трепал черные волосы маршала. – Начинать придется нам. Пойдем двумя отрядами – первый поведу я, второй – полковник Бадильо. Наше дело перерезать горло тем, кто сидит у камней. Их вряд ли больше двадцати-тридцати человек с каждой стороны ущелья. Потом займемся верхними пушками. Все. Те, кому снились дурные сны, могут не идти.
Сны Дику снились, правда, понять, дурные или нет, юноша не мог. Он видел то закатную башню и кружащихся над ней птиц, то галереи и переходы Лаик, то смеющуюся Катари, которая, едва он ее касался, в кого-то превращалась или исчезала, а в ночь перед штурмом Ричард оказался в Надорском замке. Над двором, чуть ли не задевая булыжники, летали белые северные ласточки, окно в Гербовой башне было распахнуто, и в нем отец, одетый в цвета Катарины Ариго, обнимал мать. Ричард никогда не видел родителей такими, ему было стыдно подглядывать, но он не удержался, подобрался ближе и понял, что обознался – перед ним были Рокэ и бакранская девушка, на шее которой горел алый камень. Точно такой, как тот, что Ворон подарил Катари.
– Вам, юноша, никогда не будет везти в игре, – маршал улыбался, а в глазах девушки стояли слезы. Ричард присмотрелся – драгоценный камень на белой шее оказался кровью. Не ее – Ворона, просто кровь на алом одеянии была незаметна. Бакранка вздрогнула и стала медленно оседать, Рокэ ее подхватил, руки Проэмперадора заливала кровь, но издали казалось, что на нем красные перчатки. Ричард перевел взгляд на лицо женщины – это была Айрис, и это все-таки был отец! Герцог Эгмонт держал на руках мертвую дочь, улыбаясь улыбкой Рокэ Алвы, и глаза у него стали синими. Он все еще улыбался, когда Ричарда разбудил утренний лагерный шум. Своя кровь снится к своей беде, чужая – к чужой, Алва – враг Окделлов, так дурной этот сон или хороший, и чем закончится нынешний бой?
Следующий камень доверия не внушал, а рядом была осыпь. Ничего страшного, поищем трещину, их тут много! Вот и трещина, прекрасная, глубокая, в ней наверняка по весне вырастет камнеломка. Хорошо, что темно. Темнота и туман – отменные союзники, но нужно спешить. Клаус скоро начнет, а Рокэ говорил, что главное – все сделать одновременно. Маршал наверняка уже наверху, хотя Савиньяк и Вейзель и уговаривали его не рисковать. «Я знаю, когда идти первым», – вот все, чего генералы добились от Ворона. Он темнил, но он всегда темнит.
Рука встретила пустоту, стена кончилась быстрее, чем думалось. Ричард выбрался на неровную площадку, вверху были звезды, внизу дышала белая муть, скоро туман выплеснется из берегов Барсова ущелья и затопит окрестные вершины. Было тихо. Ричард свесился с площадки, пытаясь разглядеть тех, кто еще не поднялся. Как тихо… Неужели он последний? Похоже на то. Его не стали дожидаться, а сразу пошли вперед. Обида и страх нагрянули одновременно, но Ричарду удалось справиться и с тем и с другим. Назад сейчас так и так не спуститься, значит, нужно искать своих.
Ричард быстро и осторожно пошел вдоль обрыва, не забывая ощупывать место, куда собирался поставить ногу. На первые трупы он наткнулся шагов через восемьдесят. Рядом возвышалась груда валунов, которые защитники цитадели никогда не обрушат на Савиньяка и его конников. Обойдя ставшую безопасной кучу, юноша двинулся дальше. Отдаленный грохот и вспышки застигли его у третьей по счету каменной пирамиды, у подножия которой валялись очередные мертвецы. Дик готов был поспорить, что все были убиты ударом в горло. Теперь юноша знал, как это делается, хоть еще ни разу в своей жизни не убивал.
3
Робер пробежался от пушки к пушке, невольно повторив свой недавний путь. Сейчас талигоец не думал ни о звездах, ни о незадавшейся любви. Его волновало лишь, сух ли порох и на месте ли снаряды. О том, что творится на незащищенном конце ущелья, Иноходец старался не думать, а потом появились гайифские артиллеристы и сообщили, что внизу кричат о каких-то демонах.
Ламброс был одет кое-как – спал, так же как и его товарищи. Те, кто не спал, пировали, что было еще хуже. Подвыпившие кагеты метались по двору, потрясая оружием, сверху это напоминало переполох на птичьем дворе. Еще одной мерзостью был туман – если в нем скрывается вражеское войско, увидеть его можно будет лишь, когда оно окажется у самой стены.
– Посветим? – Ламброс подошел к мортире, рядом с которой лежали осветительные ядра.
– Туман…
– Ну, хоть что-то.
Грохнул выстрел, ядро разорвалось в воздухе, вспыхнувшее пламя озарило волнующуюся белую муть, черные отвесные стены, уходящий в никуда кусок дороги. Все было, как всегда.
Послышался топот, по деревянному помосту к нижним пушкам поднималось сотни полторы кагетов.
– Пойду, проверю. – Ламброс был весьма невысокого мнения о своих учениках. – Все равно отсюда ничего не видно.
Эпинэ кивнул, оставшись у остывающей мортиры. Ламброс исчез, и в этот миг во двор ворвались демоны. Олларианские богословы могли торжествовать, ведь это они доказывали, что спутниками Леворукого являются не кошки, а призрачные рогатые создания с огненными глазами. Такие, как те, что с воем выскочили из проклятого тумана.
Огромные, светящиеся мертвенной зеленью призраки стремительно приближались, обретая форму. Робер различал угрожающе опущенные головы, окруженные пламенным ореолом, широкие плечи, стройные сильные ноги. Одни твари мчались сами по себе, другие несли всадников без лиц в огненных коронах, за их спинами вздымались нетопыриные крылья. Странное холодное пламя лизало темные тела, но чудовища этого не замечали, продолжая лететь вперед сквозь наполненную криками и проклятиями ночь.
