– Нужно уходить. – Робер сам не знал, почему он так в этом уверен.
– Ворон? – подался вперед Луллак.
– Вряд ли, но кони и собаки волнуются… Бира иссякла. Что-то будет.
– Бира? Не может быть!
– Может, – Эпинэ подхватил вцепившегося в сапог Клемента, – звери чуют беду лучше нас, тут оставаться нельзя. Я приказал табунщикам вернуться.
– Куда мы пойдем? – пожал плечами Мильжа. – Ты боишься, что нам не хватит воды? Или ты боишься Зла? Но земля, на которой стоит Текка, защищена. Может, Зло хочет, что б мы вышли за границу села, тогда мы будем в его власти. Нужно ждать рассвета.
– Нет! – Закатные твари, почему он так уверен?! – Если мы останемся здесь, рассвета для нас не будет. Клемент это знает, кони это знают, да и женщина во дворе…
– Что сказала хранящая? – подался вперед Мильжа.
Она сказала про киску и крыску, но какое это имеет значение.
– Она сказала – те, кто не уйдут сейчас, не уйдут никогда. Поднимайте людей и уводите, а я поскачу предупредить Адгемара.
– Хорошо, мы пойдем в Лакку.
– Нет. Нужно уйти от реки, – он это знает, но откуда?! – Я видел слева холмы, нам туда.
Луллак что-то ответил, но Робер не расслышал. Подхватив Клемента, он выскочил к рывшему землю Шаду. Крыс верещал, пока Эпинэ седлал коня, его вопли сливались с непрекращающимся песьим воем, а рядом смеялась и звенела своей цепью сумасшедшая.
– Киска крыску задушила, шила-шила, шила-шила… – Робер вскочил в седло, жеребец, не дожидаясь приказа, рванулся к реке, проскочил иссякшее русло и помчался дальше к рыжим растрепанным кострам. Слава Создателю, Адгемар был трусом. Слава Создателю, вырвавшиеся из Дарамского лагеря почти не имели вещей. Слава Создателю, ему поверили. Белый Лис наотрез отказался посылать людей в Текку, но сам собрался споро. Багровые седлали перепуганных коней, сворачивали немногочисленные шатры, затаптывали костры.
Если ночь пройдет и ничего не случится, на цепь посадят его, но это лучше, чем тупо ждать беды. Все уже сидели в седлах, когда вдали послушался глухой шум. Адгемар первым пришпорил своего иноходца, следом тронулись и остальные. Шум стремительно нарастал, обезумевшие лошади неслись вперед, не разбирая дороги. Сзади была беда – непонятная, неотвратимая, стремительная. Всадники влетели в холмы, склоны были высокими, наверх вело не столь уж много троп, но они успели. Стоя на вершине, Робер с ужасом смотрел, как в долину хлынула чудовищная черная волна.
3
Ричард отдал бы полжизни, чтоб проснуться и увидеть прозрачную зеленую воду, ласкающую сонные скалы, вековые ели на склонах, золотистые прибрежные тростники, но ничего этого не было и быть не могло. Барсово Око исчезло с лица земли навсегда. Все еще мутная, но изрядно присмиревшая Бира пробиралась меж осклизлых камней к пролому и неопрятным водопадом низвергалась вниз, в разоренную долину.
Юноша брел вдоль нагромождения мокрых, грязных камней. Камни молчали, как им и положено от века. Вчерашний безумный порыв казался сном, причем сном позорным, из тех, о которых никому, никогда не рассказывают, а может, сном была эта подсыхающая на жарком предосеннем солнце грязь. Где-то здесь в лабиринте из скальных обломков бродили таможенники, которых нужно было найти и привести к Рокэ.
Поиски казались безнадежными, но выручил Лово. Пес выскочил навстречу Ричарду из-за бурой от умирающих водорослей скалы. Хозяева были тут же. Клаус и Жан стояли над мертвым животным, очень похожим на речную выдру, только выдра эта была длиной в восемь бье и ее пасть украшали чудовищные клыки. Хребет зверя был перебит, а роскошный мех заляпан отвратительной серой грязью. Обернувшийся на лай Жан приветствовал Дика людоедской ухмылкой.
– Вот он, озерный страх. Такой твари человека раскусить раз плюнуть, а шкура хороша.
– Вас зовет монсеньор, – выдавил из себя Ричард.
– Прямо сейчас?
– Ну… Он сказал, как только найду.
– Дикон, будь другом, – сегодня фамильярность Жана была особенно противна, но мужлан был генералом, а герцог Окделл всего лишь оруженосцем, – передай монсеньору, что мы быстро. Понимаешь, это – самка, причем с молоком. Надо котят пошукать, если живые – им цены нет, а дохлые, не пропадать же шкурам!
– Я передам, – пообещал Дик. Эти думают о шкурах, а не об убитом озере и не о погибших людях. Плебей он и с генеральской перевязью плебей. И минеры Вейзеля довольны, еще бы, Рокэ обещал всех наградить, а уж бакраны только что не пляшут. Правильно бириссцы считают их скотами, только скоты могут веселиться и петь, когда столько человек погибло страшной смертью.
Меньше всего Ричарду хотелось возвращаться к Рокэ, но кто и когда спрашивал о его желаниях? Его отправили в Лаик, вынудили остаться в Олларии, отдали убийце отца… То есть не совсем отдали, просто бросили на произвол судьбы, а Рокэ подобрал. Назло кансилльеру и всем Людям Чести. Дик вздохнул от отвращения к самому себе. Надо было отказаться, а он не смог, он вообще ничего не может, только увязает все глубже и глубже. Хорош Повелитель Скал, от которого ничего не зависит! Он – пустое место, и никто в этом, кроме него, не виноват. Можно было заслонить собой Оскара, уйти к бириссцам, столкнуть Рокэ со скалы, а он исполняет приказания своего эра и молчит.
Если б Катари знала, какое он ничтожество, она б не стала с ним даже говорить, но она видит в нем сына Эгмонта Окделла, главу Дома, Человека Чести. Что он скажет своей королеве, когда вернется? Что путался у Рокэ в ногах? Что восхищался своим эром? Штанцлер прав – у Ворона нет ни совести, ни души, он – убийца и безумец, но он побеждает, он красив, как демон, и он отец всех детей Катари.
…Сона приветствовала Дика радостным ржанием, Моро стоял рядом, кося лиловым глазом и роя копытами землю. Значит, Рокэ недалеко, но где? Юноша подошел к Соне и положил руку ей на холку, ища
