– Да, если вам так угодно. Никогда не понимал вашей ужасающей откровенности.
– Не обращайте внимания, – пожал плечами Рокэ, – еще одна игра. Люди обожают кутать свои довольно-таки мелкие мыслишки в шелка и бархат. Их бесит, когда кто-то не только сам ходит голым, но и с них сдирает тряпки.
– Вы можете себе позволить такую роскошь, вами стали бы любоваться даже на эшафоте, да минует вас чаша сия. Кстати, кое-кто полагает, что ваша красота – это грех.
– Ну это вряд ли, ведь я в ней неповинен. Ваше Высокопреосвященство, чего вы хотите?
– Чтобы вы соизволили оглянуться вокруг и понять, что все более чем серьезно. Вы дразните гусей, пьете «Черную кровь» и мнете женские юбки, а мрак сгущается.
– Ох, – Рокэ поморщился, – а можно без «мрака»?
– Не будь вы полководцем милостью Создателя, я бы сам вас убил, – заверил кардинал, – но сейчас только страх перед маршалом Алвой держит Гайифу на цепи.
– Я польщен. Значит, скоро с крыш начнут падать бревна… Терпеть не могу спать в кольчуге…
– …а потому ожидать от вас благоразумия не приходится. Нет, я не против того, что вы сократили количество Приддов и Ариго, но почему вы выпустили Штанцлера?
– Он – трус, – на красивом лице мелькнуло отвращение, – причем умный. Глупого труса подстрелить нетрудно, а умного… Умного или казнят, или убивают из-за угла. Эр Август скоро всплывет в Агарисе или Гайифе, там есть ваши люди, пошлите им яду… Беглый кансилльер не может не быть предателем…
– Рокэ, ответьте, только откровенно. Что бы вы сделали, если бы Штанцлер не выпил?
– Выстрелил, – Алва быстро нагнулся за стоявшей у его ног бутылкой, которую кардинал не заметил, – и он это понял. Говорю же, этот трус умен…
– Вы отпустили его из-за оруженосца, – жестко сказал Сильвестр, – можете сколько угодно хвататься за пистолет, но если бы Штанцлера можно было загнать в Багерлее, не трогая Окделла, вы бы это сделали.
– Не лепите из меня святого, – огрызнулся Алва, отбрасывая пустую бутылку. – Мне нет дела до вашего Окделла, все равно из него ни ызарга не вышло.
– Хорошо, – примирительно произнес Сильвестр, хотя мог возразить, что уж чьим-чьим, а «его» Окделл не был, – вам нет дела до вашего оруженосца, а Штанцлера можно убить и за границей. В любом случае у наших врагов выдался неудачный день.
– Да, – кивнул Алва, подкручивая колки – четверых один призвал. В Закат! Их ведь было четверо… Вот их и призвали, – Алва склонился над гитарой, – в Ноху. Четверо Людей Чести. Двое из Дома Молний, двое из Дома Волны… Дом Волны и Дом Молний… Старые игрушки…
– Не помню, как звали спрута, которого я убил, – Рокэ прижал струны ладонью, – но лучше бы я убил какого-нибудь другого Придда, этот был не такой липкий, как другие… Знали бы вы, как мне хотелось пристрелить Штанцлера с Карлионом, но эр Август все-таки выпил… Надеюсь, ваши убийцы не оплошают, благословите их как следует…
– Странная песня, – заметил кардинал, понимая, что большего от Алвы сегодня не добиться, – я ее никогда не слышал.
– Зря, – пьяно засмеялся Ворон, – вы же – Дорак, стало быть – Человек Чести, а эти куплеты – еще один огрызок былого величия, от которого положено благоговеть. Каждому Великому Дому – по огрызку…
– Значит, вы спели не все, остались Скалы и Ветер.
– Их песня уже спета, – сообщил Алва, – но был и пятый куплет… Пятый и забытый… И не нужно его вспоминать. Вернее, нужно забыть… Глупости сначала делают, а потом забывают. Забывают все…
– Рокэ, – кардинал поднялся, – благодарю за то, что вы в меня не выстрелили. Когда проспитесь, приходите – нам есть что обсудить, но сейчас вы слишком пьяны.
– Пьян, – черноволосая голова согласно качнулась, – но меньше, чем хотелось бы. Я знаю, чего вы от меня хотите. Вторую Двадцатилетнюю войну. Вы ее получите…
– Можно подумать, вы ее не хотите? – пожал плечами Сильвестр.
– Я? – герцог очень медленно поднял лицо, блеснули немыслимо синие глаза. – Я не хочу ничего. Не могу хотеть… Два раза могло быть совпадением, но три… А война будет… Она уже есть, и ее придется выиграть. Круг должен замкнуться, сколько можно…
– Какой круг? – решил уточнить Его Высокопреосвященство, хоть и понимал, что Рокэ уже ничего не соображает. Вернее, соображает, но говорит сам с собой, а представить, что творится в маршальской голове, воображения кардинала не хватало.
– Какой круг? – сильные пальцы погладили струны. – Круглый. Круг должен быть круглым, без начала и без конца, иначе получится слепая подкова… И все потому, что слишком много Приддов и совсем нет белых ласточек. А может, они где-то и есть, только не у нас…
Вновь гитарный перебор. На мандоле так не выйдет, да и не станет Рокэ Алва играть на мандоле. Он создан для гитары, вороного коня и стали, но какой жуткий напев, сколько же ему лет? Тысяча? Две? Три?
– Все должно было закончиться давным-давно, – синие глаза смотрели куда-то вверх, – но не закончилось. То ли не захотело, то ли не смогло. Знали бы вы, как мне это надоело.
– Что именно, Рокэ?
– Все, – пожаловался тот, опуская голову. Для него снова не существовало ничего и никого, кроме гитары.
