– Вот ведь мерзавка, – пробормотал «варастиец», ткнув пальцем влево от двери, где стояла пропавшая девочка. Маленькая дрянь поймала взгляд солдата, показала ему язык и бросилась в тень. Солдат выругался. Ричард вытащил из кошелька два талла и дал своим спутникам. Караса он не нашел и, скорее всего, не найдет… Говорят, драгоценные камни сами выбирают себе хозяев, этот карас не желает иметь с Ричардом Окделлом ничего общего.
3
– Монсеньор, – полковник Морен вскинул руку, – все готово!
– Нет! Она сама! – белобрысый верзила грохнулся на колени и заорал, что его какая-то стервь затянула в постель.
Это послужило сигналом, десятки мужиков, перекрикивая друг друга, клялись, что они не виноваты. Ричард не сразу сообразил, что согнанные к фонтану полуголые люди со связанными за спиной руками и есть те самые уличенные лекарями насильники.
– Она сама, – продолжал вопить белобрысый, – это она… Кошки побери эту шлюху… У нее муж старик! Я не хочу… За что?! Я ничего… Это она… Проклятая шлюха!
Юноша предпочел бы провалиться сквозь землю и даже вернуться в дом с лошадью на стене, но отступать было поздно – Алва заметил оруженосца и небрежным жестом подозвал к себе.
– Монсеньор, – Ричард чудом не ухватил Рокэ за рукав, – не надо… Может, это правда.
– Эсператисты говорят, что гулящая женщина заводит в Закат. Вот она и завела, – пожал плечами Ворон, его мысли явно были заняты другим, – неужели Ансел до сих пор не знает, где развлекается наш милый епископ и его богоугодные последователи?
– Пока не нашли, – Морен казался встревоженным, – в Старом городе тихо, в Цитадели – тем более. Мосты, Посольский квартал и склады под охраной. В Новом городе наводят порядок. Похоже, жарче всего пришлось нам да в Нижнем совсем озверели. Монсеньор, сдается, этот малый не врет.
– Он не врет, так другие врут. – Рокэ явно был занят своими мыслями. – Впрочем, если дамы пожелают взять дружков на поруки, я не возражаю. Полковник, дайте им четверть часа на проверку внезапно вспыхнувших чувств – и вперед.
Громко захохотала какая-то женщина, Дик оглянулся и узнал ее, вернее, не ее, а плащ Рокэ, в который та все еще куталась. Женщина указывала пальцем на лохматого парня и смеялась, взахлеб, неистово, задыхаясь. Лохматый рванулся, то ли порываясь бежать, то ли желая придушить хохотавшую.
– Похоже, этого уже узнали, – все так же задумчиво произнес Ворон, – так что начинайте. С него. Остальные пусть ждут.
Осужденный сопротивлялся, но куда там! Солдаты умело швырнули насильника наземь. Ричард понял, что виселицей будет усыпанный белыми свечками каштан. Странно, вокруг столько бочек, но никто и не подумал подтащить их к стволу.
Раздался топот, к дереву подъехал всадник на крепкой приземистой лошади, никак не походившей на кавалерийских красавцев. Капрал махнул рукой, наездник пришпорил коня, и вверх взмыла нелепая, извивающаяся фигура, похожая на ярмарочную марионетку. Первый маршал Талига Рокэ Алва вешал насильников вверх ногами.
Кто-то бросил в дергающееся тело камнем. Не попал. Камень с глухим стуком отскочил от кромки фонтана, он был недоволен. Он хотел ударить мягкое, живое, горячее, хотел, чтобы оно стало мертвым, сгнило, расползлось жалкой слизью. Он так долго лежал без движения, по нему ступали мягкие, нечистые ноги и лапы, его топтали кованые копыта, а до этого его разбили, раздробили на множество частей и бросили в грязь далеко от серого спокойствия пещеры. Он так хотел убить, но не убил…
– Молодой человек, вам плохо? – незнакомый теньент услужливо протянул Дику флягу, и Дик с благодарностью хлебнул. Касера! Ну и ладно…
– Благодарю, сударь, мне и впрямь стало дурно.
– Неудивительно. В такую ночку недолго рехнуться. – Новый знакомый тоже хлебнул и пристегнул флягу к поясу. – Позвольте представиться. Теньент Варден, Рэми Варден из Эпинэ. Леворукий бы побрал Килеана, чего он ждал! Судак снулый! Мы бы это отребье живо б уняли.
Чего ждал Килеан… а чего ждал Рокэ?! Ворон вернулся утром, отправься он сразу в казармы, все было бы иначе. Хотя утром погромов не было, а черноленточники убрались по первому слову маршала. Они искали Оноре, только Оноре…
– Проклятые черноленточники…
– Сударь, – Варден устало покачал головой, – это не лигисты. Навязать банты – недолго, но они пришли грабить, а не еретиков бить…
– Не лигисты? А кто?!
– Отребье со Двора Висельников… Со своим заправилой. Трон себе устроил, кошки его раздери… Этой заразе самое место на фонаре, так ведь нет, цацкались, пока жареный петух не клюнул!
Двор Висельников?! Не может быть. О старом аббатстве, ставшем после изгнания эсператистов прибежищем обездоленных, юноша знал по трагедиям Вальтера Дидериха. Висельники избирали себе короля и жили по своим собственным законам.
Жерар Шабли читал унарам «Плясунью-монахиню» и «Пасынков Талига», и Ричард словно бы воочию видел мрачные старые своды, одноглазого черноволосого великана в золоте и бархате со шрамом через все лицо, красоток в широких юбках с оборками, льющееся рекой вино, стук костей, сверкающие ножи, грубый смех, лихие песни. Это была запретная, ночная, разгульная жизнь, полная риска и злого веселья. Мужчины и женщины, отвергнутые Талигом Олларов, оклеветанные, лишенные наследства и вынужденные скрывать свое происхождение, искали защиты у короля Висельников. Сыщики и солдаты не рисковали соваться во Двор, там все были равны, и все были свободны.
Неужели это и есть «ночные тени», «серые братья», «волки Кабитэлы»? Вот эти трусы, кричащие о своей невиновности? Мародеры, насильники, убийцы? Не может быть, это лигисты! Или все-таки нет? Черноленточники, приходившие за Оноре, вели себя иначе.