– Да, молодец, – задумчиво подтвердил Рене. – Я не понимал Стефана, а он куда раньше нас разглядел, что песок-то – золотой… Ягоб, когда ты можешь выйти в море?
– Будет ветер, сразу после полуночи. А ветер будет – с утра все небо в «кошачьих хвостах»[99]. Что ты задумал?
– Послушай, – сказал Аррой и вопреки собственным словам надолго замолчал. Ягоб молча ждал, он никогда не торопил события. – Ты понял, как обстоят дела? – наконец произнес герцог.
– Паршиво, – уверенно ответил капитан, – но ты что-нибудь придумаешь, если уже не придумал.
– Я ничего не придумал. Пока. Все придумано за нас. Если сорвется, тогда и будем думать. Ты пойдешь в Гверганду. Там сейчас наверняка паника. А если нет, скоро будет. Эти коронованные зайцы драпали так, что опередили любых гонцов, так что день-два у тебя точно есть.
– И что? – Ягоб весьма бесцеремонно взял с невысокого столика баклагу с фронтерской царкой, незнамо как раздобытой Зенеком, и две стопки.
– А то, что тебе придется сменить паруса на четыре ноги с подковами и поехать навстречу черным вестям. Наверняка в Гверганду бросятся те, кто уцелел во время Лагского побоища, но был отрезан от Кантиски. Убеди перейти на нашу сторону тех, кто в состоянии держать оружие и хочет драться, неважно, из мести, от отчаянья, за деньги, но хочет.
– Сделаем, – Ягоб кивнул, – но ты никогда не ценил наемных вояк.
– И сейчас не ценю, но наших слишком мало, а Годой быстро подомнет под себя всю арцийскую знать с их дружинами и бросит против нас. Мы должны удержать Гверганду и устье Адены, а без сильного гарнизона этого не сделать. Тут любая наемная сволочь хороша. Другое дело, что за Аденой, если они все же прорвутся, встанут те, кто дерется не за деньги, а за свой дом…
– Понял. Что-то еще?
– Да. Я не знаю, что с Мальвани. Этот урод Базилек говорит, что тот не успел соединиться с армией Ландея. Если командор – благородный дурак, он бросился вдогонку за Годоем и уже сложил свою честную голову. Но я слышал, что при Авире он ослушался приказа и поступил, как сам счел нужным. Собственно, его отступление с последующей фланговой атакой и решили тогда исход дела. Надеюсь, что у Мальвани хватит ума отступить на Гверганду, присобрав уцелевших. Нужно уговорить его сражаться за Эланд.
– Да, тогда у нас появится целая армия, но пойдет ли Мальвани против Мунта, особенно если Михай предложит ему что-то вкусное?
– Мальвани был другом Эллари, – отозвался Рене, – надеюсь, он отличит узурпатора от Волинга. В любом случае нужно попытаться. И последнее. Постарайся узнать, что с Феликсом и можно ли до него добраться. Базилек говорит, церковники отошли в полном боевом порядке на Кантиску. Нужно, чтобы Архипастырь подтвердил Святой поход и отлучение Годоя.
Ягоб еще раз кивнул и направился к двери, но у порога обернулся:
– Как ты думаешь, когда они полезут?
– Скорее всего ранней осенью. Раньше ему не приручить Арцию, позже начнутся бури, по берегу будет не пройти.
– Я тоже так думаю – не успеют к осени, придется ждать весны, – но не проще ли нам прямо сейчас захватить Гверганду и береговые укрепления?
– Нет, – Рене покачал головой, – мы не должны нападать первыми. Нам нужна Гверганда, но со всеми потрохами. Пусть узнают все от Мальвани и выберут между отлученным от Церкви узурпатором и Волингом, приютившим своего родича-императора и имеющим благословение Архипастыря.
– Если тут бывать колодец, его нужно искать, – Криза умоляюще смотрела на Романа, – мы искать одна сутка. Только.
– Хорошо, – кивнул эльф, – отчего бы не поискать… Днем больше, днем меньше…
– Мне не нравится твоя мысля. Ты не делать, что хотел. Но ты не виноватый. Просто все не так.
– Это ты правильно сказала, все действительно не так. И это мне очень не нравится! Ладно, – Рамиэрль поправил заплечный мешок, – пошли искать твой колодец.
– Он не мой, нет, – запротестовала орка и легко побежала за Романом вниз по пологому склону, сверху поросшему сочной юной травой, сквозь которую чем дальше, тем сильнее пробивались странные серебристые стебли.
Горы захлебывались поздней весной, щебетом птиц, звоном ручьев, дурманящими запахами черемухи и диких нарциссов, а здесь по-прежнему пахло полынной горечью, и седые шелковистые травы медленно сгибались и разгибались, словно под порывами неощутимого ветра. Сердце эльфа вновь сжалось от боли, еще более острой, чем в первый раз. Волна горечи захватила и понесла его куда-то. Роман не понимал, что с ним творится, все мысли куда-то делись, остались одни эмоции, ощущение невосполнимой утраты, тоска по несбывшемуся и еще ощущение непонятной вины.
– Я не виновен перед вами, Древние, – эльф сам не осознавал, что говорит вслух, причем на староэльфийском, который меньше всего подходил для того, чтоб разговаривать с прежними богами Тарры, – я оплакиваю ваш конец и сожалею о нем. Всем, что мне дорого, клянусь, что сожалею. В наш мир пришла беда, и мы перед ней как дети в лесу. А вас нет, наши боги ушли, и мы одни перед лицом Ройгу…
Криза молча следила за своим спутником. Таким она его еще никогда не видела. Эльф стоял на озаренном ярким предвечерним солнцем склоне и что-то говорил на языке, который она не понимала, хоть некоторые слова казались смутно знакомыми. Временами Роман надолго замолкал, словно выслушивая чей- то ответ, хотя, кроме Кризы и его самого, здесь не было ни души. Ни птиц, ни зверей, ни даже водившихся в изобилии в этих краях каменных ящериц и золотистых горных кузнечиков.
Криза устала и присела на теплый камень. Она и раньше не сомневалась, что Роман – волшебник, а значит, умеет говорить с духами. Интересно, скажут ли ему духи Седого поля, где находится колодец Инты? Неужели его кто-то засыпал?
…Жалобный, тягучий крик вырвал орку из задумчивости, крик, казалось, раздавался повсюду, словно
