присвоить, не удалось. Вот они.
Ланка с восторженным писком, вызванным как нежданным обретением утраченного, так и тем, что Рене вернул рубины не Герике, а ЕЙ, откинула крышку. Темно-красные огни по-прежнему завораживали, манили причудливой игрой и, казалось, жили своей собственной жизнью…
– Я почти забыла, какие они, – прошептала Илана.
– Изумительное зрелище, – подтвердил Рене, – изумительное, но пугающее. Я понимаю, почему Герика от них отказалась…
– Герика? Отказалась? Ах да, она же мне их подарила в Гелани…
– Она и сейчас отказалась, – удивленно уточнил Рене, – когда Шандер нашел эти камни в тайнике у Тиберия и узнал их, он привез их Герике… Хотя, если они действительно принадлежали Циале, Церковь была бы счастлива их заполучить…
– А Герика? – прошептала Илана.
– Она их отчего-то боится, – неохотно пояснил Рене, – хотя вообще-то она не из робких…
Илана вздрогнула не столько от его слов, сколько от интонации, с которой Рене произнес имя соперницы. Все было кончено, он действительно любил тарскийку. На всякий случай, чтобы продлить агонию, она спросила:
– Ты ее очень любишь? Почему?
– Не знаю, – он задумался, – но это навсегда, и ты… – закончить он не успел. Илана с грохотом поставила шкатулку на стол.
– Я думаю, лучше отдать эти драгоценности циалианкам. Они действительно имеют на них все права. Надеюсь, это будет достаточным вкладом для вступления в их сообщество?
– Ты хочешь уйти в монастырь? – Рене явно опешил. – Но я так понял, что… Но ты слишком молода, у тебя впереди целая жизнь…
– Ваше Величество, – голос женщины был тусклым и невыразительным, – мне надо замаливать грехи. И свои, и чужие.
– Какие грехи, да никто тебя ни в чем не винит. Ни я, ни Герика…
Это было уже слишком!
– Вы, может, меня и не вините, – в ее голосе послышались те же нотки, что и тогда, в Оленьем Замке, – но я-то вас ненавижу! Ненавижу! Вы отняли у меня все, а теперь пытаетесь меня купить этими камнями и всякими глупостями… Да будьте вы оба прокляты, – она вихрем вылетела из комнаты, но еще успела услышать последние слова Рене:
– Будь по-твоему. Я сегодня же отошлю камни циалианкам…
– Ну, что ж, добрый путь, светлая дорога!
Роман поставил чашу на поднос.
– Странное чувство, обычно уходил я, а другие оставались….
– Ты можешь не уходить. – Рене Аррой улыбнулся. – Я был бы этому рад… мы были бы рады…
– Не могу, я должен побывать на могиле отца и вернуться в Убежище вместе с Эмзаром, где он объявит меня главой Дома Розы и своим наследником. Глава Дома… Глава самого себя! Больше не осталось никого, – Роман взглянул на черное кольцо, – разве что Геро. Ведь она теперь мне сестра. Настоящая сестра…
– Я знаю, что она носит знак Лебедя, – кивнул Рене, – я не знал Астена. Жаль.
– Жаль, – повторил Роман, – но отца больше нет, так же, как и Уанна. И что-то мне не верится, что я надолго задержусь в Убежище. Весной я вернусь в Мунт…
– Слово чести? – император смотрел так же пристально и серьезно, как некогда в таянском монастыре святого Эрасти.
– Слово чести, – подтвердил Роман и, заметив, что Рене поднялся, покачал головой: – Не провожай меня, провожать того, кто возвращается домой, плохая примета. По крайней мере, когда-то была таковой…
– Хорошо, не буду, – согласился Рене, – смотреть вслед уходящим, что может быть горше…
– Разлука всегда действует угнетающе, друзья мои, – сообщил Жан-Флорентин.
– Воистину, – эльф громко, слишком громко рассмеялся и, не оглядываясь, вышел.
Эмзар и Клэр уже были в седлах. Солнце еще не взошло, на траве и цветах лежала роса, с реки тянуло мятой. Три всадника и одна неоседланная кобылица видениями из прекрасного девичьего сна проплыли по сонным улицам. Малахитовые ворота медленно и торжественно распахнулись, эльфы понеслись навстречу ясному осеннему рассвету. Ехали молча, каждый думал о своем. На обычно отрешенном лице Клэра застыло сосредоточенное выражение, видимо, художник в нем все же не умер окончательно, и когда отступила война, голову Рыцаря Осени заполонили пока еще смутные образы. Эмзар сосредоточенно смотрел вперед. В голубых глазах короля Лебедей не было ни радости победы, ни покоя, а лишь мучительная попытка понять нечто очень важное. А Роман, Роман вспоминал последний разговор с Герикой. Они оба были слегка пьяны. Роман отложил гитару и вышел на галерею, и тут чья-то ладонь легла ему на плечо, и эльф невольно вздрогнул. Обычно он чуял чужое присутствие, но Герика подошла тихо, как рысь, а он слишком замечтался.
– Почему, Роман?
– Что «почему»?
– Почему ты сделал это?
